Сеня налил еще один фужер коньяка и залпом опустошил почти сто пятьдесят грамм. Он что, в алкоголика превратился?
– Сеня, а где ты сейчас работаешь?
– Издаю журнал «Скандалы недели», – ответил мужик, уже с трудом ворочая языком. – Веронику знал плохо, почти не общались. Она очень Адке не нравилась, а я в отличие от Макса с одной женой всю жизнь живу, не таскаюсь!
– Ха, – возмутилась я, – мне-то не ври, не в милиции. То-то сейчас бабу прятал, черненькую такую, с красной сумкой!
Вполне невинный намек на адюльтер почему-то привел мужика в состояние крайнего ужаса. Такой остекленелый взгляд бывает у нашего Снапа, когда он видит ветеринара со шприцем. Воробьев опять схватился за «Наполеон». Тут зазвонил телефон.
– Да, – просипел собеседник.
По мере того как говоривший сообщал новости, лицо мужика все больше вытягивалось. Бросив трубку, Сеня кинул на меня затравленный взгляд:
– Это не любовница, сотрудница заходила за материалом, сегодня номер сдаем.
Поняв, что мужик почему-то страшно боится, я решила ковать железо, пока горячо, и, погрозив пьяному шалуну пальцем, произнесла:
– Ай-яй-яй, как нехорошо фантазировать. На твое несчастье, я хорошо знакома с уходившей дамой и узнала ее. Хочешь, имя назову: на «а» заканчивается.
Эффект превзошел все ожидания. Воробьев рухнул на колени и протянул ко мне толстые руки:
– Дашка, не губи! Все расскажу, покаюсь, только никому ни слова. Ну хочешь, заплачу? Я теперь богат. Сколько тебе надо – десять тысяч, двадцать «зеленых»? Только не рассказывай…
И тут защелкал замок, и раздалось приятное меццо:
– Муся, ты где?
С дачи вернулась Ада. Сенька немедленно вскочил на ноги, но от выпитого коньяка мужика повело, и он шлепнулся на задницу. Вошедшая супруга брезгливо оглядела муженька, пустую бутылку и перевела взгляд выпуклых глаз на меня:
– Что тут происходит?
– Мулечка, – проворковал Сеня, пытаясь собрать ноги в кучу, – приехала, дорогушенька!
– Я бывшая жена Максима Полянского, – быстро попыталась я внести ясность, – приехала поговорить с Семеном.
– Вижу, славно побеседовали, – процедила сквозь зубы Ада. Глаза ее вспыхнули зловещим огнем, не обещающим мужу ничего хорошего. – Все выяснили?
– Нет, – нахально заявила я, – скажите, не помните, какие часы носил Макс?
– Как же, – фыркнула Ада – дорогущий будильник, весь в камнях, а названия не знаю…
– «Ролекс», – икнул с пола изрядно осоловевший от выпитого Сеня, – золотой «Ролекс», он еще его уронил, тарелку разбил.
Ада брезгливо поморщилась и вышла. Я приблизилась к глупо улыбающемуся «другу» и внятно произнесла:
– Ладно, на сегодня оставлю в покое, но завтра приду снова, тогда и побеседуем.
Сев в «Вольво», я призадумалась. Интересно, что так напугало Воробьева? Неужели настолько трясется перед Аделаидой, что простое упоминание о любовнице довело мужика до полной потери пульса?