– Вот сам и доводи до конца, – окрысился я и полез к заднему борту, чтобы спрыгнуть, но в эту секунду по кузову забарабанили камешки, машина резко прибавила скорость – кончился город, пошло шоссе. Мы слышали, как смеются в кабине те двое, а машина летела, как реактивный самолет. Приходилось ехать дальше. Мы в два счета проскочили стадион, сейчас будет подъем, и там спрыгнем… Вз-з-з! – внезапно провизжали тормоза, машина встала, и мы ясно услышали голос гитариста:
– …Пилотируешь, как молодой бог. Будь здоров!
– Да что там! – говорил водитель. – Будь здоров!
Степка влепил кулаком себе по коленке… Здесь, на юру, из машины не вылезешь – кругом поле. Но гитарист небрежно сказал:
– А поехали со мной, механик… Здесь рядом. Покажу такое – не пожалеешь.
Степка развел и сложил ладони: ловушка, мол… Я кивнул. Мы ждали, выкатив глаза друг на друга. Удивительно был прост этот «механик»! Он только проворчал:
– Поехать, что ли?.. Не сядем?..
Дверца хлопнула, машина прокатилась до лесопарка и свернула на проселок.
Нас кидало в кузове, пыль клубами валила сзади под брезент. Зубы лязгали. Я чихнул в живот Степке. Но машина скоро остановилась.
– Пылища – жуть, – произнес Федин голос. – Топаем, механик?
Водитель не ответил.
– Э, парень, да ты чудак! – весело сказал Федя. – Сколько проехал, полста метров осталось… Ленишься? Езжай тогда домой.
– На «слабо» дураков ловят, – прошептал Степа.
Водитель шел неохотно, оглядывался на машину. Место было подходящее для темного дела – опушка елового питомника. Елочки здесь приземистые, но густые и растут очень тесно. Сначала скрылся за верхушками русый хохол гитариста, потом голова шофера в грязной кепке.
Мы спрыгнули в пыль, переглянулись, пошли. По междурядью, по мягкой прошлогодней хвое. Впереди, шагах в двадцати, был слышен хруст шагов и голоса.
Еловый пень
Междурядье было недлинное. Еще метров пятьдесят – и откроется круглая полянка. Туда и вел Федя таксиста, причем их аллейка попадала аккуратно в середину поляны, а наша – как бы по касательной, вбок. Я было заторопился, но Степан махнул рукой, показывая: «Спокойно, без спешки!»
Эх, надо было видеть Степку! Он крался кошачьим шагом, прищурив рыжие глаза. Мы с Валеркой знали, и Сур знает, что Степка – настоящий храбрец, а что он бледнеет, так у него кожа виновата. На этом многие нарывались. Видят – побледнел, и думают, что парень струсил, и попадают на его любимый удар – свинг слева.
Значит, Степка, такой белый, что хоть считай все веснушки, и я – мы проползли последние два-три метра под еловыми лапами и заглянули на поляну.
Солнца еще не было на поляне. Пробивались так, полосочки, и прежде всего я увидел, как в этих полосах начищенными монетами сияют ранние одуванчики. Две пары ног шагали прямо по одуванчикам.
– Ну