– Шурик, – попросил тогда он, – переделай нас в дромадеров. – Может, не так пить будет хотеться.
– Зачем? – пожал плечами Шурка. – Сейчас город будет.
Приподнялся на локте и показал в сторону: – Смотри.
Лера посмотрел и ничего не увидел. Впереди высились лишь песчаные барханы, обжигаемые беспощадным солнцем.
– Видишь, – продолжал Шурка, – дома высокие, как у нас в Кладочках. А там парк, как наш, и пруд.
– Гд е ты такое увидел? – удивлённо посмотрел на друга Лера и вдруг понял, что Шурка бредит.
Захарьев опять упал на песок. Закрыл глаза и стал шептать потрескавшимися губами о прохладной воде, о тенистом парке. «Ещё немного, и мне тоже станет плохо», – испугался Лера. И действительно, очень скоро в голове его помутилось и ему сделалось по-настоящему дурно. Какие-то белые пятна заходили в полутёмных комнатах. Понимая, что теряет сознание, Лера, как утопающий хватается за соломинку, отчаянно захотел стать выносливым, как верблюд, и стремительным, как белка. В следующий миг он без чувств упал на раскалённый песок.
Мурзиков Причал
Очнулся Лера от тихого говора.
– Своими размерами и шелковистой шерстью он напоминает большую плюшевую игрушку, – говорил мужской голос. – Очень похоже на породу Регдолл из Калифорнии.
– Редголл? Что это значит? – спросил другой, более женственный, голос.
– С английского так и переводится – тряпичная кукла. А вот широкие уши, как у летучей мыши, это верный признак Корнуэлльской или Девонширской породы Рекс. И смотрите-смотрите, он, как собака, машет хвостом. Это умеют делать только рексы немецкой линии, но никак не английской. Кисточки на его ушах напоминают Египетскую мау. А лапы с мощными когтями – Норвежскую лесную кошку. Вдобавок его лапы, подобно кошкам породы Бурмилла, окрашены в чёрный цвет.
– Извините, – возразил женский голос. – Но у Бурмилл есть белые носочки, а у этого нет. Зато на мордочке чёрные очки.
– М-да, – протянул мужской голос в задумчивости. – Меня смущает окрас хвоста, похожий на хвост енота-полоскуна[53]. Такого я не встречал.
– Ну, почему же. Такие хвосты имеются у американских Мейн-кунов[54], – подсказал басом другой мужской голос.
– У меня такое ощущение, – вмешался тут ещё один, совсем молоденький, голосок, – что перед нами какая-то ужасная смесь многих пород, что в итоге делает всякого кота беспородным.
– Только не этого, – важно заявил бас. – Очевидно, что перед нами представитель самой что ни на есть кошачьей элиты[55], которая переняла все лучшие признаки других пород. Недаром старейшины избрали его царём. Взгляните. Кто-нибудь видел или хотя бы слышал о таком окрасе?
– Никогда! – признались хором несколько десятков голосов.
Лера