Мы все были гражданами многонациональной империи, самая суть которой состояла в смешении народов, рас, культур и религий. Общим для всех нас было одно: император. Лояльность по отношению к нему объединяла нас, сообщала нам чувство долга по отношению друг к другу и всем вместе – по отношению к государству. Неважно было, высоко вы стоите или низко. Чувство общности передавалось всем. Мы были конгломератом народов, в сущности равноправных, потому что выходец из любого народа мог подняться на любой государственный пост, будь он родом из Вены, Далмации, Лемберга (который теперь Львов) или же из Кракова.
Для националистов габсбургская империя была прежде всего «тюрьмой народов», но процветание в её пределах просто бросалось в глаза. Различные народы и районы своими традиционными занятиями и природными богатствами превосходно дополняли друг друга, создавая (на зависть соседям) самодостаточное и согласованное единство. В сущности, здесь и был впервые создан Европейский общий рынок. В отличие от колониальных империй, Австро-Венгрия заботилась об экономическом развитии и подъёме всех своих частей. Сейчас об этом времени с грустью вспоминают в государствах, возникших на развалинах империи.
Вижу город великий, до звёзд вознесётся слава его.
Как я выжил – будем знать только мы с тобой…
Град вознесённый
Пролог. Драконами не рождаются
– Что у нас, Андерсон? – дежурный ординатор госпиталя «Маунт Синай»[1] быстро вышагивал рядом с каталкой.
– Множественные огнестрельные, большая кровопотеря. Парня только что вытащили из бронированного «линкольна» – машина, говорят, похожа на дуршлаг, шофёр умер на месте, а этот – вот, дышит ещё. Но состояние – критическое, надежды – никакой.
– Это, Андерсон, не вам решать. Давление?
– Сорок на восемьдесят и падает.
– Пульс?
– Тридцать четыре.
– Группа крови?
– «А плюс».
– Ну, хоть что-то![2] Катетеризируйте вену и начинайте переливание, немедленно. Сестра Карлайл!
– Да,