В ДОКе мы с отцом сразу зашли в отдел кадров, он обратился к сидящей у перегородки женщине средних лет просительным тоном:
– Людочка, вот привел к нам своего младшего. Оформь его, будь добра, в наш цех, будет у меня учеником. Он закончил школу только что, восемнадцати еще нет.
Кадровичка внимательно посмотрела на меня а потом ответила отцу:
– Ладно, Витя, оформлю, может, ради сына возьмешься за ум, перестанешь пить. Мне Катю жаль, сколько ей мук доставил, ирод ты бессовестный! Только смотри, не порти сына, а то и его приучишь к зелью проклятому!
– Да что ты говоришь, Людочка, разве я пожелаю сыну такую беду? Сам мучаюсь, но ему ни в жисть, грамма не дам! – отец со всего маха стукнул себя в грудь, от испытываемых чувств он даже побледнел.
– Это ты пока трезвый, так говоришь, а как шары зальешь, весь ум в стакан уходит! Ладно, оставляй сына, буду оформлять его.
Отец суетливо рассыпался в благодарности, потом сказал мне, выходя из кабинета:
– Оформишься, сразу иди ко мне.
Я пробыл в кадрах с полчаса, потом носился по кабинетам и к начальнику сборочного цеха, прошел инструктаж, уже к десяти часам приступил к работе у отца. Он собирал из заготовок окна и двери, проемы для крупнопанельных домов, подгонял, выравнивал, а потом сдавал на отделку в соседний участок. Работа шла полным ходом, по цеху шел гул от станков, кранов, погрузочной техники, криков рабочих. Прежде мне не приходилось иметь дело с промышленной деревообработкой, да и с производством также, можно сказать обо мне, кабинетный работник. Но я настроился научиться делу и помочь родителям, так что с полным усердием приступил к своей первой службе в новом мире. Сначала на подхвате у отца, носил ему заготовки, отвозил на тележке готовые блоки, а к концу дня сам выполнял самые простые сборочные операции. Отец даже похвалил, у меня для начинающего столяра получилось неплохо.
Как несовершеннолетний я мог завершить работу на час раньше, но, несмотря на усталость – вымотался за этот день, остался до общего окончания смены. Вместе с отцом убрались на участке, после приняли душ, переоделись в чистое и вышли за ворота комбината. Здесь нас, вернее, отца ждали двое, судя по их испитым лицам, его собутыльники. Один из них покрупнее, выше нас с отцом, второй поменьше, сухой, жилистый, с наколками на руках. Отец поздоровался с ними за руку, назвал им меня, а потом сказал, что сегодня не может остаться, надо идти домой с сыном. У алкашей и без того красные лица еще больше побагровели, тот, что повыше, заговорил, запинаясь от возмущения:
– Он, что, сос-сунок, с-сам не мож-жет дойти? Ты ему еще ти-и-тьку дай! Все, Ви-и-тька, хватит дур-рью маяться, по-о-шли к Ваньке на ха-ату, у него сейчас баб-бы нету, ум-мо-тала. Возьмем у Маньки бра-а-жки, а то тру-у-бы горят!
Второй подхватил