Я даже не вслушивалась в слова песни. Они были не нужны – простые слова, казавшиеся бесцветными и плоскими по сравнению с многогранным объемным голосом, с филигранным мастерством выводящим сложную незнакомую мелодию. Я подсела сразу и бесповоротно на этот голос, как на сильный наркотик, понимая, что теперь без него жизнь станет жестокой ломкой.
Но мне уже не нужна была другая жизнь. Я впитывала эту отравляющую мое сердце магию, не сопротивляясь, требуя еще и еще. Не слыша слов, не разбирая нот, знала, что поется сейчас мне и обо мне. О моих чувствах, переживаниях, надеждах и мечтах. О моем прошлом, настоящем и будущем. О моих потерях и приобретениях. О моей любви. Иначе и быть не может.
С такими личными, слишком интимными интонациями, которые с легкостью открыли потайные замки моей души, запечатанные до этого семью секретами, не могло петься о ком-то другом. Этот голос вынул наружу мои сокровенные тайны, о существовании которых я ранее не подозревала. И взамен поделился своими. На секунду у меня мелькнула здравая мысль, что каждый сидящий в зале тоже, наверное, испытывает подобные ощущения. На секунду – и пропала.
Когда смолкли финальные аккорды и оборвалась последняя нота, я еще какое-то время стояла в полном оцепенении, с жадной надеждой ожидая продолжения. Но моего слуха коснулись другие шумы – аплодисменты и выкрики, – разрушившие магию. И я наконец-то смогла взглянуть на сцену и увидеть пятерых ребят, которые играли эту музыку. До этого я была слепа, меня будто на время лишили зрения, чтобы обострить слух.
Первым я узнала длинноволосого бородача, которого встретила в холле. Парень восседал за барабанной установкой и имел полное право гордиться своей игрой. И хоть он не мог меня видеть, я поблагодарила его улыбкой. Клавишника и двоих гитаристов я видела впервые. А человек, стоявший возле микрофона, был Тим.
«Что он тут делает, в провинциальном педагогическом, с таким голосом?..» – подумала я с недоумением, которое сменилось смесью теплой радости и сладкой грусти.
– Спасибо, – чуть хрипловато поблагодарил зрителей Тим, снимая ремень гитары, и улыбнулся.
И под еще не полностью развеявшимся наваждением мне показалось, будто улыбнулся он мне лично. Хотя, конечно, видеть он меня не мог.
– …Девушка, девушка? Вы еще там? – встревоженный моим долгим молчанием, вопрошал в телефонную трубку мужчина, которого по какому-то роковому совпадению звали Тимофеем Лазариным.
– Да, – выдавила я. – Да, я здесь.
– Что-то случилось? Визу не дали? – беспокоился клиент.
– Ищу ваши документы, минуточку, – отговорилась я, метнулась к столу заболевшей напарницы и лихорадочно принялась рыться в папке с документами. Я могла бы посмотреть в компьютере, пришли ли паспорта из посольства, но мне хотелось увидеть документы лично – чтобы убедиться. В чем убедиться? В том, что этот Тимофей – не мой Тим?
Вот, вот его анкета. Взглянув на заполненные неровными буквами строчки, я вздохнула и с облегчением, и со странным разочарованием: