– Нтаса… – произнесла Ямини, с восхищением и мольбой глядя в глаза своего кумира.
Наташа нагнулась, крепко обняла девочку, прижалась щекой к ее щеке. Потом, выпрямившись, погладила по темным волосам и протянула ей обе руки.
Ямини с восторгом вложила в них свои маленькие ладошки. Слезы моментально высохли, лицо засияло улыбкой.
Взявшись крепко за руки, кружась и раскачиваясь в такт музыке, они смешались с разноцветной толпой танцующих и поющих индусов.
Рассказы
Гудок
(полусны)
I
До отправления поезда оставались считанные минуты. Понкин быстрыми шагами пересек по диагонали привокзальную площадь, взбежал по лесенке на перрон, на секунду остановился перед мусорной урной, сделал пару быстрых затяжек, поперхнулся дымом и уже собирался швырнуть недокуренную сигарету в урну, как вдруг услышал:
– Не торопись, касатик, оставь покурить.
Тотчас вслед за голосом откуда-то из толпы отъезжающих материализовалась невысокого роста, но весьма пышнотелая цыганка.
Понкин сделал ей шаг навстречу и протянул окурок.
– Спасибо, дорогой, – гортанно поблагодарила женщина, поднося чинарик к губам. – Ты такой добрый. Доброта в наше время редкостью стала. Давай я тебе бесплатно погадаю. Век благодарить цыганку будешь…
– Некогда, некогда… На поезд опаздываю, – заторопился Понкин, норовя проскользнуть мимо непрошенной благодетельницы.
– Какое «опаздываю», касатик, разуй глаза: еще двадцать минут до отхода, а ты почти перед вагоном стоишь.
Понкин поднял голову вверх, обернулся в сторону висящих у входа на перрон часов.
Они показывали без пятнадцати одиннадцать. До отхода поезда, действительно, оставалось двадцать минут.
«Чертовщина какая-то», – подумал он, но потом сообразил, что, скорее всего, в троллейбусе, когда смотрел на часы, перепутал минутную стрелку с часовой. Такое и раньше с ним случалось.
– Давай, касатик, ручку. Все, что было, все, что будет, – ничего не утаю, – теребила его гадалка за рукав плаща.
– Не верю я гаданиям. Не верю, – Понкин потянул руку к себе, стараясь освободиться от прилипчивой женщины, но та послушно, вслед за рукой, потянулась к Понкину, встала вплотную, почти упираясь в него своим огромным животом и запричитала:
– Ой ли «не верю», ой ли «не верю»…
– Не верю, и все тут, – оборвал Понкин ее причитания.
– Что-ж, насильно милой не будешь, – меняя тон, уступила ему цыганка и, сделав страдальческое лицо, попросила: – Дай ребеночку две копейки по телефону позвонить. У его сестры жар, совсем девочке плохо, врача вызывать надо.
Невесть откуда рядом с ними вдруг материализовался чумазый пацаненок в рваных на босу ногу сандалиях и, хлюпая