Следачка Людмила все же направила меня в Челябинск на экспертизу с головой.
В Челябе на дурдоме я тут же занялся любимым делом – драками с мусорами. Они на меня нападали потому, что я отказывался выходить на уколы. После первого кипиша мне быстренько вкололи «Галин передок» (галоперидол). Действие у этого препарата потрясающее. Днем мы с другими психами беседовали о войне. После уколов начинало ломать, ноги между собой переплетались и мне казалось в забытьи, что я полководец, ноги – это фронты и я их туда-сюда передвигаю.
Через пару дней заехал дурак с Чапаевска, но бродяжной. Мы с ним потрещали за общее. Потом выяснилось, что он тоже занимался каратэ. Договорились напугать мусоров. Они заходят в камеру, а мы принимаем стойки, которые заранее отрепетировали и орем недури́ком: «Кья!!!». Менты позвали на помощь наряд с другого этажа, меня опять скрутили и гурьбой потащили на укол. Чапаевский, падло, с перепугу сам свалился, как только менты ворвались в камеру и биться пришлось одному. Мусора изрядно намяли мне бока. По дороге я притворился, что затих, но в процедурной ожил, рванулся, упал вместе с сотрудниками и переколотил какую-то медицинскую дребедень. Ну, мне и вкололи двойную дозу…
Ночью по мотивам дневного каляка снилось, что мне доверили общак, а менты хотят его отобрать. И я его берегу, прячу, зажимаю ногами… Короче, парни, кто парится за растяжку – «Галин передок» поможет лучше любой йоги. У меня под утро ноги оказались где-то за ушами. Менты быстро нашли мое слабое место и стали таскать мне прессу из дома, чтобы я не дрался.
Недели три я там прокантовался и отбыл в челябинский острог. Дураком меня не признали. Тюрьма была «красная». От общей массы я был мгновенно изолирован и посажен в «двойку», где встретил замечательного, седого, как лунь, старичка Гришу Колхозника. Он без выхода отсидел двадцать пять лет, в том числе за лагерное убийство. Когда я немного отошел от уколов, стал задавать Грише, мучившие меня вопросы: «Может ли Вор советовать мне признаться в кражах?» Ну и поделился всеми странностями в поведении Курского Дипломата.
– Сынок, это не ВОР, это блядина, – четко сказал мне Гриша.
В Лямбурге меня бросили в ту же хату. И уже вечером я нахамил Курскому. А его каждый день вызывали на уколы. Въедливый хозяйственник