– Рад премного. Лечение дальше продолжать будешь. А еще, как твердо на ногах стоять станешь, разрабатывать их надо.
– Поможешь?
– Если кату не отдашь.
– Кто старое помянет, тому глаз вон!
– А забудет – оба. Натираться будем?
– В обязательном порядке.
Царь разделся. Алексей суставы настойкой натер, шалями теплыми обмотал.
– Жарко в пуховых-то платках.
– Пар костей не ломит. В баньку бы тебе, государь. Уж прости – подванивает от тебя.
– Ужель?
– Вспомни, когда мылся?
Федор пальцы на руках загибать стал, сбился со счета.
– Выходит, седмицы три, не меньше. Эй, кто там! – повысил голос царь.
Тут же явился рында.
– Баню топить вели.
Рында согнулся в поклоне, вышел. Алексей на себя кафтан накинул, во время манипуляций с царскими суставами он с плеч сполз. Видел, конечно, царь разодранную на спине рубаху, но слова не сказал. Жестокий век, жестокие люди, жестокие порядки.
– Знаешь, стрелец, а форма рынды тебе к лицу.
– Благодарю, государь, только рылом я не вышел, не благородных кровей.
– Верно. Рындой, хоть семи пядей во лбу будь, не поставлю. Хотя статью вышел.
Царь помолчал. Царские особы перед подданными никогда не извинялись, не просили прощения. Он помазанник божий, не к лицу, положение обязывает. Но вину чувствовал, не бессердечный же. Суставы уже не так болели, поспать смог, когда раньше бессонницей мучился и боли донимали.
– Вот что, Алексей. Денег ты своих не пожалел на снадобья мне, голову свою на кон поставил, без малого ее не потерял. Теперь и мой черед пришел. Жалую тебя советником своим и чином сотника.
За дверью ахнули. Видимо, рынды подслушивали. Алексей поклонился до земли.
– Благодарю, государь. А как же опекуны? Милославский и Матвеев?
– Матвеев в немилости у нас. А Милославский всего лишь опекун. Отныне царствовать сам буду, как достойный сын рода Романовых.
Алексей обомлел. Еще неделю назад видел он лежащего в постели больного и увечного подростка в окружении мамок-нянек. А сейчас – государя огромной страны, пусть молодого и неопытного.
– Ступай к ключнику, пусть денег даст из моих. Два дня даю, езжай в Первопрестольную, оденься подобающе. А руки-ноги мне Прошка натрет.
– А баня, государь?
– Забыл совсем. Вместе пойдем.
Алексей сам неделю не мылся, не было возможности. Отбил поклон, уже поясной. Поклонов существовало несколько, от кивка головы до земного, когда склоняешься низко, рукой земли касаешься.
– Ступай, тебя позовут. А мне в храм надо.
– На радостях ноги не перетруди. Понемногу, постепенно.
– Сам такожды думал.
Алексей вышел, пятясь задом к двери, не принято было обращаться к венценосной особе спиной. Прикрыл дверь. Стоявший слева рында хихикнул. Алексей разом припомнил все издевки царских телохранителей. Ударил коротко, быстро