Папа одними глазами указывает на Сашин поплавок, который едва заметно покачивается, колеблемый неощутимым ветерком.
Нет! Это не ветер! Вон, второе перышко даже не колыхнется.
«Не торопись…»
Как тут можно не торопиться? Мигом вспотевшая маленькая ладошка ложится на влажный от росы бамбук удилища. Сейчас… Вот сейчас…
Гусиное перо плавно идет в сторону, погружаясь почти полностью и…
«Давай!»
Рука сама собой дергает гибкое удилище, тут же налившееся живой приятной тяжестью, и сердце счастливо замирает в груди…
Наваждение рассеялось так же мгновенно, как и возникло. Канули в невозвратное прошлое недавно скончавшийся отец и десятилетний Саша, только что казавшиеся такими реальными и настоящими. Как давно за заботами и повседневной «трясучкой» бизнеса, будь он трижды проклят, не вспоминалось славное и беззаботное детство… Если бы снова вернуть хотя бы только что пережитую иллюзию…
«А развернуться?..»
И это удалось безо всякого труда, но скольжение в выбранном направлении завершилось до обидного быстро, безо всякого «погружения в прошлое», что совсем не обескуражило. Недаром ведь говорят, что в одну реку нельзя войти дважды… Попробуем еще.
Еще один «галс» и еще… Тьма и бесчувствие. Хотя… Что-то вот тут… Ну-ка, поворотик…
… «Вы что, сумасшедший, товарищ рядовой?»
Плотный невысокий мужик с майорскими звездочками защитного цвета на плечах полевого «пэ-ша», перетянутого скрипучими ремнями портупеи, волком смотрит на вытянувшегося перед ним нескладного «гусенка» в мешковатой, необмятой еще форме. Что за подлянка – в первом же суточном наряде нарваться на самого майора Довганя, зампотылу Н-ского учебного полка. Да не просто так, а с пищевым алюминиевым бачком в руках, куда выжималась вода из грязной тряпки. А что поделаешь, коли «дедушка» приказал? Сам младший сержант Плющов – гроза всех «духов» и «молодых».
«Вы понимаете, товарищ рядовой, что непосредственно из этой посуды осуществляется прием пищи? – негромко, но постепенно повышая голос, выговаривает майор. – Вы что, весь полк хотите на очко посадить?! – почти орет он. – На губу захотели?!!»
Противный металлический привкус во рту, ватным свинцом наливаются ноги, мир сужается до багровой майорской физиономии, вернее, дергающегося щетинистого кадыка под мощным, плохо пробритым подбородком…
Оп… Фу-у-у… Опять привиделось… «Приблазнилось», как говаривал дедушка. А как достоверно, как четко! Так и стоит в носу вонь пищеблока, чувствуется предательская дрожь в ногах…
Ага! Где они, ноги? Где нос? Иллюзия. Опять иллюзия. Но эту повторять совсем не хочется. Лучше уж опять детство.
Кстати, а никакой губой тогда дело не кончилось. Наорался майор вволю, накуражился и утопал восвояси, напоследок через плечо пообещав нерадивому солдатику семь казней египетских. И все равно – вспоминать такое неприятно до крайности…
Прочь