– Сэр Роберт только вчера за ужином порекомендовал мне обратиться к вам. Но я не понимаю, мистер Холмс, каким образом…
– О, милая леди, это совсем просто! На правом обшлаге и локте вашего жакета видны чуть заметные, но тем не менее вполне отчетливые следы сажи, какие остаются, если сидеть у окна в пассажирском поезде. А вот ваши туфельки чисты и отполированы до блеска, что могли сделать только в очень приличном отеле.
– Мне кажется, Холмс, – вмешался я, – что нам следует выслушать историю мисс Феррерс, не перебивая ее больше. Могу сказать как медик: ей важно как можно скорее сбросить с плеч груз гнетущих ее проблем.
Наша миловидная гостья поблагодарила меня взглядом своих голубых глаз.
– Как вам прекрасно известно, Уотсон, я действую сообразно собственным методам, – отчитал меня Холмс. – Однако, мисс Феррерс, мы все – внимание. Извольте продолжать.
– Должна упомянуть, – снова заговорила она, – что значительную часть раннего периода своей жизни отец провел на Сицилии, где ему по наследству достались обширные виноградники и оливковые плантации. Но после смерти моей матери Италия стала ему в тягость. Скопив к тому времени весьма значительное состояние, он распродал свои угодья и вернулся в Англию. На протяжении более чем года мы переезжали из одного графства в другое в поисках дома, который удовлетворял бы довольно-таки необычным запросам отца, пока он не остановил свой выбор на Абботстэндинге близ Болью в Нью-Форесте.
– Минуточку, мисс Феррерс. Не могли бы вы уточнить, что это за необычные запросы?
– Мой отец, мистер Холмс, превыше всего ценит покой и одиночество. Поэтому он настаивал, чтобы дом располагался в малонаселенной местности, а от усадьбы до ближайшей железнодорожной станции было не менее нескольких миль. Абботстэндинг – тогда еще сильно запущенный скорее замок, чем дом, в старину служивший охотничьим поместьем для аббатов из Болью, подошел ему идеально, и после всех необходимых ремонтных работ мы наконец обрели там свое постоянное пристанище. Это было пять лет назад, мистер Холмс, и с самого первого дня по день нынешний мы живем, окруженные тенью не имеющего ни названия, ни конкретных форм ужаса.
– Если у него нет ни форм, ни названия, каким же образом он проявляет себя?
– Посредством обстоятельств, которые управляют всей нашей жизнью. Отец наложил запрет на любое общение с нашими немногочисленными соседями, и даже все необходимые припасы нам доставляют не из ближайшей деревни, а специальным фургоном из Линдхерста. Наша прислуга состоит из дворецкого Маккинни, угрюмого и замкнутого человека, которого отец выписал из Глазго, а также его жены и ее сестры, которые делят между собой всю работу по дому.
– А есть какие-то работники на участке?
– Никого. Окружающей дом земле дали полностью зарасти, и там теперь чаща из всевозможных сорняков.
– И все же я не вижу пока ничего особенно тревожного в описанных вами обстоятельствах, мисс Феррерс, –