Женя почувствовал, как перехватило горло и слезы подступили к глазам. Что это? Он ехал, нет, он бежал, чтобы на маминой даче подвести черту. Он рвался к смерти как к избавлению от всех проблем, как к возвращению к покою. И вдруг само место покоя – церковь и кладбище – остановило этот бег. Струна, натянутая до предела, лопнула. Полный банкрот – как в бизнесе, так и в личной жизни – Евгений Крутилин сел в сугроб и завыл.
– Эй, камрад, ты че, че?.. – подбежал к нему бородатый.
Женька рыдал, закрыв лицо руками.
– Ну правда, чего ты? – Бородатый опустился рядом с ним на корточки, неловко обнял за плечи, пытаясь заглянуть в лицо. – Случилось что, да?.. Тебе очень надо было?.. Там чего – на даче-то? Мать, что ли, ждет?
– Нет матери… – мотнул головой Лохнесс. – Умерла. Там больше никого нет.
– Ну а раз никого, чего туда торопиться-то? – резонно заметил бородатый. – Видишь, нам дорогу самим не очистить, здесь трактор нужен. Так что, может, обратно поедем?..
Бородатый говорил с ним участливо и осторожно, как с ребенком или больным.
– Извини, старик, – Женя поднялся. – Давай обратно… В Москву.
– Правильно, в Москву… обратно. – Бородатый засеменил к машине, то и дело оглядываясь, идет ли за ним Евгений. Усадив наконец своего непутевого пассажира, и сам сел за руль, включил зажигание, дал задний ход, развернулся и пулей рванул в сторону города.
– Ты только это… – попросил Лохнесс.
Водитель с тревогой обернулся – что еще?
– Скажи, как это место называется… Знаешь?
– А чего ж не знать? Рождественское это. Тут до дачи твоей километров пятнадцать, не больше, если по прямой, через лес…
Обратно ехали под неумолчный говор бородатого. Он перечислил всех своих родных – теток, дядек, шуринов и племянников, проживающих в этих краях, поведал Крутилину краткую историю своей жизни, рассказал, как он солит грибы да как надо правильно закидывать удочку. Словом, всячески пытался отвлечь своего ночного пассажира от грустных дум.
– У тебя сколько детей? – спросил бородатый.
– Детей… – Крутилин понемногу приходил в себя. – Нет у меня детей.
– А у меня двое. Девчонки, – бородатый заулыбался. – Хочу еще одного. Но чтоб парень. Я своей так и сказал.
– А она?
– А что она? Хихикает. Ты, говорит, брак гонишь, а мне отдуваться… – Бородатый громко засмеялся. – А ты давай, парень, детей заводи. Они по-другому заставляют на жизнь смотреть.
– Это как по-другому?
– А так. Ты начинаешь не для себя жить, а для них. Смысл в жизни появляется.
Когда они въехали в Москву, был первый час ночи.
У Автозаводского моста Крутилин вышел. Здесь, в одном из безликих старых домов, жила Вика. Вика… Слабый тонкий стебелек с огромными серыми глазами.
«Ви-ка», –