А к Покрову уж и морозы в этих краях заворачивают – вдоль берега намерзает ледяная каемочка…
После вечерней трапезы, как правило – в начале девятого, в натопленной трапезной гаснет электричество и при свечах да лампадах, стоя вдоль дощатых столов, братия совершает молитвенное правило «На сон грядущим». До сна еще, впрочем, некоторым далеко: свет в кельях дозволено «держать» до 11 часов вечера. Но – никак не позже. В случае крайней надобности зажигают свечу.
Не делается исключения и в новогоднюю ночь: во-первых, здесь живут по старому, юлианскому календарю, так что ни 31 декабря, ни 1 января – по общепринятому стилю – «новолетие» в монастыре не возглашается. А, во-вторых, светских праздников для тех, кто оказался на острове Столобной, больше не существует. Как не существует собственных фамилий, а для некоторых – даже и имен, данных родителями. Онисим, Нектарий, Нил, Герман, Митрофан, Варфоломей – такие «старозаветные» имена получают здесь при пострижении в монахи.
Обычно пострижения ждут не один год и даже не пять…
Праздники в строгой обители, конечно же, есть. Все они обозначены красным цветом (или жирным шрифтом) в церковном календаре. Помимо Пасхи, «двунадесятых» и великих православных праздников здесь особо чтут дни памяти преподобного Нила Столобенского, Иоанна Предтечи, Николая Чудотворца и ряда других великих и местночтимых (тверских) святых. Так что, в общем, вместе с воскресеньями праздничных дней набегает немало.
В эти дни островитяне Ниловой пустыни отсыпаются: служба в Богоявленском соборе начинается только в восемь утра. Все послушания (проще говоря – работы) отменяются, кроме тех, что жизненно необходимы (на трапезной, к примеру, или – в охране). На самой же трапезе обычно появляется что-нибудь вкусненькое: печеная рыба, мед, конфеты.
На масленицу, как и повсюду на Руси, в изобилии пекутся блины, на Пасху – разновеликие куличи.
В холода здесь, на обезлюдевшем после «массового туриста» острове, не услышишь не то что смех или песню, а даже и просто громкого разговора. Все совершается чинно, основательно, не торопясь. Ни разу не видал я бегущего черноризца, каким бы срочным не было дело. Насельники своей нарочитой степенностью как бы охраняют мир душевный, боясь расплескать, словно постоянно носят его в некоем невидимом, хрупком сосуде…
Что же является главным условием для обретения этого вожделенного мира душевного? Порой насельники ждут его прихода не месяцами, а годами. И наступает он только тогда, когда человек наконец-то полностью отрешается от своих былых забот, оставленных далеко-далеко, где-то там, за горизонтом… В миру. А они еще долго гнетут его, не отпускают – ни в храме, ни в монастырской келье, ни в трудах, ни в молитвах… Когда же наконец перестанет черноризец вспоминать о своих светских