Предчувствие, японский городовой, будь оно неладно! У всех людей предчувствие как предчувствие, сердце сжимается, или головокружение, или из рук все падает. А меня мутить начинает. И чем хуже предстоящее событие, тем тошнота сильнее, еще и вывернуть может принародно. Решив, что на этот раз предчувствие опоздало, – куклу-то уже свистнули! – я тоже стала смотреть в окно. На подоконнике как всегда торчала Морковка – необыкновенно рыжая, почти красная, кошка. Когда-то она была только моей кошкой, но стоило появиться Громову, как Морковка признала его своим повелителем, тем самым умудрилась его поработить и теперь вьет из него веревки, чего даже мне не удается, несмотря на все мои магические умения. К хвосту Морковки приклеилась мохнатая рукавица. Это Тюня, наш с Громовым домовой, вернее, домовая, потому что Тюня барышня. Домовые, оказывается, не только бородатые старички, встречаются и девицы. Когда-то она была горничной моей прапрабабушки, потом тенью моей двоюродной бабушки, теперь же Тюня – лохматое крошечное существо с малюсеньким личиком и миниатюрными ручками-ножками. Она умеет летать и меняет цвет своей шерстки в зависимости от настроения. Сейчас она серо-сиреневая, потому что ей жалко Перепетуи. Тюню никто кроме меня не видит, что совершенно правильно. Неизвестно, что делали бы люди, появись перед их носом домовой. Но зато нашу домовушку можно слышать – я наделила ее речью, и она щебечет, как птичка, когда хочет поговорить, правда, понимаю ее чириканье только я.
– Ну, – произнес наконец Громов и сдвинул тарелки, – вот что мы имеем…
Захаровна тут же подскочила, чтобы собрать со стола посуду после ужина.
– А ты сиди уже, – проворчала она, не очень вежливо надавив мне на плечо. – Набегалась, поди-ка, пока всех накормила.
Я не стала спорить и осталась на своем стуле – и набегалась, и наволновалась, и неизвестно, что впереди.
Гр-р разложил на столе распечатки изображений всех посетителей арт-салона.
– Это, – Громов помахал распечатками, – те, кто был в салоне до 14.49. А это, – и Гр-р шлепнул по столу другой пачкой листов, – те, кого камеры срисовали после 15.01.
– И мы должны найти того, кто исчез за эти десять минут, – с энтузиазмом произнес Устюжанин.
У Ольга восхищение в круглых глазах: ее Сереге ничего не нужно объяснять дважды, не то что некоторым… Устюжанин лучезарно улыбнулся подруге, тряхнув роскошным седым чубом. Даже странно, подумала я, Сергей, обладатель такой оригинальной внешности, не стал до сих пор персонажем Лелькиных полотен, существовали только наброски. Надо бы узнать у нее, в чем тут дело…
– Ну, давайте, – вздохнул Гр-р. – Давайте, давайте, въезжайте, а то я эти рожи уже видеть не могу!
– Да ладно тебе, рожи… – фыркнула Оля. – Тетки как тетки. Интересно, а мужики есть?
– Были и мужики, я видел, – вместо Громова ответил Паша.
– Видел он… – огрызнулся Громов, – знаем мы, как ты, Павел, видел…
И я на секунду превратилась в девушку с веслом: слишком много связано у
