Открыв глаза, я посмотрел на небритую, опухшую физиономию дядьки. Осуждающе покачал головой и назидательно стал говорить:
– Плохо выглядишь, Овор. – Обежав глазами морщины на его лице, продолжил: – Ты давай завязывай с выпивкой, она тебя до добра не доведет. Какой пример ты подаешь молодым?!
– Какой? – оторопело спросил Овор, удивленно хлопая глазами.
– Плохой, – строго продолжил я свою нотацию. – Что скажут люди, глядя на тебя?
Дядька обалдело пялился мне в лицо, не в силах вымолвить хоть одно слово.
– Что нехейцы – пьяницы и неряхи, – продолжал я стыдить старика. – Посмотри на себя. Весь помятый, неопрятный, запах – как будто ты в нужнике ночевал.
Дядька виновато понюхал рукав и с сомнением сказал:
– Да вроде не сильно пахнет.
– Конечно, свое дерьмо не воняет, – обличил я его.
Овор нервно дернулся, пощупав штаны сзади, и с облегчением выдохнул.
– Нет там ничего.
– Да-а? – протянул я неверяще. – Странно. А запашок тот еще. Давай. Приводи себя в порядок! Мойся, брейся! – приказал ему. – И пойдем обедать.
Но дядька никогда не стал бы серым стражем, если бы его можно было так легко сбить с толку. Он дернулся было выполнять приказ и позвать коридорную девицу. Но потом остановился, сел на кровать и задумался.
Косо глянув на него и замечая, как быстро приходит в себя лигирийский чекист, я решил давить его дальше, не давая ему времени подумать.
– Знаешь, сколько времени ты отходил от пьянки? – спросил я, отвлекая его от ненужных мне мыслей.
– Сколько? – задумчиво спросил он, силясь собрать свои мысли в кучу. Но я пока немного его опережал и сбивал «настройки».
– Полтора круга, – сказал я обвинительным тоном.
– И что? – как-то уж больно равнодушно спросил он. – Мы что, куда-то опаздываем?
– Нет, но за то время, что ты разгонял мух своим храпом, меня могли обокрасть, – не зная, что уже говорить, выпалил я. Мой план трещал по швам.
Но дядька наконец перестал собирать свои мысли по одному ему известному пути и поплыл туда, куда я его и направлял. Это был крепкий, поджарый мужчина преклонных лет, но еще не растерявший своей силы. Как все южане, он имел нос с горбинкой и тонкие черты лица.
Он смотрел на меня с детским удивлением, силясь что-то мне сказать. Но только открывал и закрывал рот. Потом засмеялся и сказал:
– Шутишь, да?
– Почему «шутю»? – сделал я вид, что обиделся.
– Так у тебя же ничего нет! – внимательно разглядывая меня, с удивлением констатировал старый пройдоха известный ему факт.
– Есть, – ответил я и отвернулся, всем своим видом выражая обиженность.
– Да, и что? – с интересом спросил он меня.
Я повернулся и увидел, как дядька ощупывает пояс с деньгами, которого он не снимал даже на ночь.
– Деньги, – очень сурово произнес я.