Уля дала себя потискать, что поделать, Алка и сдержанность – понятия полярные, совсем другое дело – Уля, к лобызаниям не испытывающая разве что брезгливость. Уля обратилась в слух, похоже, наметился очередной виток стремительно развивающегося романа.
С самого детства Алка часто и густо влюблялась, сначала в героев из ящика, лет в четырнадцать её, как и положено, тюкнуло, и она сообразила, что экранная любовь – вовсе не любовь, а дымка, обман, суррогат, сладость есть, а толку – нуль. Девочка стала вертеть головой по сторонам, под горячую руку один за другим попали Витька из восьмого класса и Славик с шестого этажа.
Отпустив шею сестры, Алка наконец отлипла, но тут же потребовала:
– Закрой глаза!
Уля закрыла, сердце стало биться тяжелее. Алка, не сводя глаз с бледного лица сестры, торжественно протянула руку.
– Открывай! – скомандовала она.
Уля глаза не открыла.
– Ну! – чуть не притопнула Алка.
Уля послушалась. Алка искрилась и переливалась, ничуть не уступая поблескивающему на её пальчике камешку.
«Как банально и… смешно», – промелькнуло в голове Ули.
Алка опять повисла на шее сестры и затараторила ей на ухо всё, что с трудом умещалось в груди.
– Сначала мы танцевали, и музыка такая… романтик… вообще-то, у них там хорошая подборка, слезоточивая, – хихикнула Алка. – Ну, и для этого дела сойдет. – Алка расширила глаза и многозначительно глянула на сестру, надеясь, что та поймет. – Потом, потом… песня кончилась, мы пошли обратно к столику, сели, нет, это я села. – Алка сбивалась, скакала с пятого на десятое, пытаясь переварить свалившееся на нее счастье… – Да, да, да, я села, а он встал за спиной и так галантно подвинул стул, нет, сначала – он подвинул, я села, а потом официант и это ведро, ой, ведерко! – Алка, прыснув, надавала себе по губам. – А потом вдруг стал такой серьезный-серьезный и пристально так смотрит. – Алка тоже замерла и стала серьезной. – И тут вдруг – хлобысь! – на колено! – Алка, не раздумывая, с лету бухнулась на пол и, уткнувшись лбом в колени сестры, пробубнила: – Представляешь?!!
Когда она оторвала лоб от Улиных ног, на губах сестры играла легкая, почти джокондовская улыбка, за эту самую улыбку (а вовсе не за свое имя) она еще в детстве получила прозвище Улитка. Показавшись на свет божий, улитка представляла собой сплошное созерцание, а уж если пряталась – всё, амба! Что уж там творилось за стенами раковины, оставалось только догадываться, всем, даже приближенной Алке.
– А потом… – Алка сделала длинную паузу, в которую могла уместиться куча всего, ей тоже хотелось напустить туману, хоть разочек в жизни.
– А потом он пообещал