В артели мне рады не были, как мне платить не знали, вернее, знали, но не хотели. В ожидании конца сезона и расчёта, я шлялся по посёлку, беспонтово ошивался в конторе, подолгу сиживал на крутом берегу Колымы, любуясь рекой и уже осенней природой. Работать одной рукой я не мог, уехать без денег тоже, оставалось надеяться и ждать. Расчёт мне дали вместе со всеми, но какие-то копейки, объяснив в бухгалтерии, что остальное удержано за общагу, питание, авансы в больнице. «Но ты не унывай, окончательный расчёт будет попозже, и мы тебе вышлем домой кучу бабла», – так мне сказали напоследок
Река легенда, река горе, Колыма
Уже зимой, на мой запрос, они ответили, что я остался должен, а «если не веришь, прилетай в артель, и мы тебе всё растолкуем». Это же совсем рядом, всего семь лаптей по карте, и ты в Магадане, потом 500 км по тракту, и вот она… беда». Юморные ребята в «Победе» и подлые. Ну не может быть артель «Победой», если там председатель Мокрушин, она может быть только «Бедой».
Помните об этом, господа старатели! Никогда не суйтесь в артель по объявлению, это дохлый номер, и сама артель дохлая и предом там такой же «Мокрушин». В добрую артель люди годами ждут в очереди, они уважают себя и свой труд.
Колымская курьёзная повесть
Иван Ильич и другие
В 1974 году я, горя желанием совершать трудовые подвиги и благие поступки, прибыл на очередную стройку века – Колымскую ГЭС, в п. Синегорье.
С любопытством озираю панораму строящегося посёлка, алюминиевые, арктические на сваях общаги, перспективу первой улицы «Энтузиастов», стремящуюся к берегу Колымы, я впитываю в себя синее безоблачное небо, зелень крутых сопок, журчанье хрустальных ручьёв, которые с сотнями и тысячами таких же безымянных собратьев спешат слиться с более крупными. А те, в свою очередь, впадают уже в другие, более полноводные ручьи, которые именуются уже притоками и имеют собственные имена. Все эти ручейки, ручьи, притоки, большие и малые, они – как артерии, питающие собой стремнины и плёсы Колымы, а она – как мать заботливо собирает их в своё русло, своё лоно, понимая, что без них она умрёт, оставив на камнях своего многовекового ложа лишь тяжкую и жестокую память этих мест.
Вот я, как тот ручеёк, пытаюсь влиться в почти уже полноводное русло рабочего люда, прибывшего сюда по зову горячего комсомольского сердца, за мечтами и туманом, ну и, конечно, за длинным, в мечтах, очень длинным рублём. Думаю, что и меня здесь ждёт новая интересная и денежная работа, новые знакомства и интересные встречи. Впрочем, ординарные, тусклые и скучные люди мне неинтересны, и я всегда выискиваю зерно среди плевел