Девчонок этих я не знал, но какое это имеет значение, когда тебе четвертак, и все эти люди пришли тебя поздравить. На стол быстренько чего-то сгоношили, и, что было особенно приятно, всё было домашнее, и в солидном количестве. Не знаю, как, но Серёга раскрутился и на спиртное и тоже в немалом количестве. Боже, как же он был счастлив, и тем, что не забыл про мой день рождения, и тем, что смог из ничего организовать такой шикарный стол, но больше всего он гордился девчонками-поморочками: «Алексеич, да глянь на них, ты глянь. Где ты ещё найдёшь такую красоту? Глянь, на них нет ни грамма краски: и пушистые ресницы, и алые губки, и румянец во всю щеку – всё своё, всё природное, а значит, родное. А фигуры, фигуры какие – это тебе не городские, у которых набор костей, метр кожи, банка крови, остальное моча и, простите дамы, говно».
Вогнал, змей, девчонок в краску. Те не знают, куда и деваться от стыда: «Серёжа, ну прекрати, а то мы сейчас уйдём». – «Ну да, вы уйдёте только тогда, когда нас всех разбудит рассвет, а на столе будет пусто». – «Ты что думаешь, что мы останемся на всю ночь?» – «А вы разве думаете иначе? Вы ведь знали, куда и зачем шли, впрочем, не будем торопить события, так что заранее не краснейте, а наливайте, и я скажу большой и красивый тост в честь юбиляра».
Серёга сам разливает вино по принесенным, тоже девчонками, фужерам, потом, держа в фужер в руке, долго что-то плетёт о крепкой мужской дружбе, и, когда всё смешав в кучу, он провозглашает тост: «За дам, за милых дам!» Мы наконец-то чокаемся и стоя выпиваем. Всё, на этом торжественная часть праздника заканчивается, и дальше пошло, кто во что горазд. Третья дама, ещё раз поздравив юбиляра, то есть меня, и дёрнув на посошок, удаляется. Она в посёлке числится в невестах, поэтому известная «известность» ей ни к чему, хотя я точно знаю, что не будь она лишней, то есть третьей, она с удовольствием осталась бы с нами до утра.
После третьего захода мы уже закусывали только поцелуйчиками, тисканьем округлых девичьих форм и звуками Серёгиной гитары. И всё было нештяк, всё было в лучшем свете. Через пару часов нас потянуло не в постель, как по идее и должно было быть, а на улицу, на мороз. Девахи увели нас на речку Армань, впадающую в море, но не на саму речку, а в какой-то лиман, поросший высоким камышом, и с проплешинами зеркального