С трудом уговорив сестру остаться в номере, я выволокла Камрана на улицу.
Мы поймали такси и отправились к старинному мосту Си-о-Се Поль.
– Ну что? Хочешь сказать, что так будет всегда? Мы вообще сможем где-нибудь остаться вдвоем?
– Не знаю.
– Я два года ждала встречи. Я работала день и ночь, чтобы сюда приехать. Я тебя люблю и хочу быть с тобой. Как же быть?
– Не знаю.
– Ты хоть что-нибудь знаешь?!
– Я должен тебе кое-что объяснить. Мы не в Тегеране. Мы в другом городе, и если мы с тобой угодим в полицию, нам никто не поможет.
– Что ж ты раньше молчал, что у вас тут все так… так не по-человечески?
– Я не знал. Правда, не знал. До тебя у меня девушек не было. Я понятия не имел, как все сложно. Пойдем, я расскажу тебе одну историю…
Мы спускаемся с моста к реке, тщетно пытаясь укрыться от палящего солнца под деревьями. Камран рассказывает про своего старшего брата Бахрама. Про то, как в шестнадцать лет тот влюбился в соседку, и они встречались в парке. Там на лавочке их и застукали стражи Исламской революции. Девушка прикинулась, что к Бахраму не имеет никакого отношения (и правильно сделала, иначе не миновать бы ей больших неприятностей). «А чего на лавочке с ним сидишь?» – «А он приставал!» Бахрам – благородный юноша, отнекиваться не стал, и его мгновенно сопроводили в кутузку. Хорошо, у отца тогда были деньги и богатые знакомые – через две недели парня удалось-таки вытащить. Все эти две недели Бахрама били нон-стоп. Зубы и челюсть у него до сих пор не в порядке. И к девушкам он потом долго не приближался…
Еще Камран рассказывал, как его мать, впервые после Исламской революции, осмелилась выйти на улицу не в традиционной черной чадре, а в темном пальто до пят, наглухо укутав голову платком. Он, семилетний малыш, семенил следом и ужасно боялся, что их вот-вот побьют камнями за такую «вольность»… Потом он вспомнил, как в десять лет они с братом поехали к другу за опасной контрабандой – видеомагнитофоном, строго запрещенным в Иране в те времена. Устройство завернули в подарочную бумагу и в скатерть, а сверху пристроили вазу с цветами. И на лестнице несколько раз поблагодарили хозяев за «чудесный кухонный комбайн» (среди соседей мог оказаться стукач). А дальше ехали по улицам с блокпостами на каждом перекрестке, и было страшно: вдруг полицейским «подарок» покажется подозрительным?..
Наконец мы вышли на главную площадь Исфахана Нагшэ-Джахан и взобрались на верхний этаж шахского дворца – Али-Капу. С веранды открылся поразительный вид. Я, застыв на месте, неотрывно смотрела на бирюзовые купола на фоне такой же бирюзы. Небесной. Покрытые тончайшими узорами и каллиграфией минареты мечетей околдовывали настолько, что у меня невольно вырвалось:
– Да-а-а, за такую красоту исламу можно многое простить…
Пусть поймут меня правильно: тогда я еще