Шмяк! Это благолепие было нарушено ступнёй неизвестного размера. Брызги разлетелись. Лопух сник. Булькать перестало. Зато шуршание травы и чавканье шагов продолжились…
Обычно Йоля передвигался тихо, практически бесшумно и к тому же практически бесследно (во всех смыслах…). Положение к тому обязывало. А тут… А тут он был необычайно взволнован. Шёл, не разбирая дороги, и что-то бормотал, а, скорее, клокотал себе под приплюснутый нос. Смотрел под ноги, но ничего не замечал, ни на земле, ни вокруг. А, собственно, это было и не совсем обязательно. Натуральный «автопилот» всегда выводил в нужное место. Но даже такое – относительно шумное его передвижение – не потревожило спокойствие утреннего леса и его обитателей. Как бы ни потревожило дуновение ветра или скольжение ужа по мокрой траве. Само естество от естества. Да и только…
Сегодня Йоля непростительно и неосмотрительно задержался. По непреложным законам «местного» бытия он должен был покинуть чуждую территорию до наступления хорошей видимости. Хорошей видимости для местных. Ему-то было без разницы, где и как передвигаться, что в кромешной темноте, что в снежный буран. Да, редко, но случались нештатные ситуации, когда он или ему подобные оказывались обнаруженными на «сопредельной» территории. Итог всегда был один – благополучное возвращение. Но местных это обескураживало и пугало. Начиналась какая-то ненужная суета, появлялись назойливые группы поисковиков и прочих исследователей. Вскоре всё успокаивалось, но на какое-то время привычный распорядок жизни нарушался и это, по крайней мере, для Йоли, вызывало дополнительные неудобства, напрягало, да и вообще, было ни к чему…
Приблизившись к нужному месту, Йоля почувствовал привычный зуд во всём теле. Это мурашки «сигналили», что переход здесь. Они были малюсенькие и очень шустрые. Их едва можно было разглядеть в густой поросли могучего тела, но Йоля особо и не пытался это делать. Ну, были они и были. Жили с ним всегда. И как всякие паразиты-попутчики играли не только отрицательную (по крайней мере, запах издавали отвратительный), но и положительную роль. Питаясь, по-видимому, адреналином, а может последствиями его выброса, мурашки помогали в некоторых ситуациях, как сейчас, например, с точным определением «аэродрома подскока»… Не брезговали они подкормиться и на «чужой» территории. Не часто, но это происходило в тех ситуациях, когда Йоля случайно сталкивался с кем-то из местных. У аборигенов в этот момент адреналина наблюдалось в избытке, и было чем поживиться. Мурашек естественно никто не видел, так как бегали они у своих жертв очень быстро и преимущественно по спине. Да и до них ли было в такой ситуации, когда тут целый Йоля во всей красе наводил жути… Правда его это обстоятельство удивляло и даже обижало. По своей природе он хоть и выглядел грозным и могучим, но по характеру был добр и простодушен. Соплеменники его считали чудаковатым и недалёким. Ну, не то, чтобы «совсем рядом», но… Но, скорее всего он таким казался, а на самом деле… Только Богу известно, что на самом деле…
Тут Йоля остановился и на секунду замер. Далее произвёл какие-то манипуляции мохнатой рукой, как будто крестился, а потом сиганул вверх строго вертикально. Рассекая остатки тумана и оставляя едва заметные следы огромных мокроступов на влажной поверхности глинистой проплешины, он буквально растворился на высоте примерно трёх с половиной метров. Только его и видели…
Стала бы «нечистая сила» вот так вот «креститься»? Вряд ли…
2. Серые будни. Хмурые очи.
«Вернувшись к родным пенатам» скиталец предстал пред хмурые очи своей подруги. Оттянуть этот момент не получилось. Сегодня он вернулся пустой. Не то, чтобы совсем пустой, но то, что «насобирал» в этот раз, никак не подходило для того, чтобы ЭТИМ делится…
Жили они в достатке и сытости. По своей природе в одежде и многом другом, чем обычно озабочены люди на бренной земле, не нуждались. Каких-то войн и прочих катаклизмов в их среде не было и в помине. Правда, семейные конфликты случались – ну как без этого… И потому серыми были не только будни, но и вся окружающая их действительность: местная природа, если её можно было так назвать; жилища, до безобразия аскетичные и незамысловатые; и те малахольные пришельцы, которые появлялись здесь периодически, слонялись неприкаянные какое-то время, а потом исчезали после прохождения определённых процедур. И по-другому быть не могло.
А потому в этом серо-сытом благополучии единственно, что было в дефиците, так это impression – впечатления, по-нашему… Малахольные не в счёт. Их замечали лишь тогда, когда они по недосмотру пепельного отряда забредали не туда, куда надо. Пришельцев бережно тормозили и направляли «на путь истинный». Что ни говори – рутина.
Другое дело – на земле. Здесь жизнь бурлила и кипела, была полна красок и событий. Ходили туда не часто, но впечатлений хватало надолго. Ими делились с близкими и прочими соплеменниками, дозируя и смакуя свежую информацию. Тем и жили.
На общем сером фоне тамошней местности точки переходов выделялись слабым радужным сиянием. Это был как бы намёк, намёк на предвкушение грядущих впечатлений.