День за днем ему становилось легче. Но чем сильнее он становился, тем агрессивнее себя вел по отношению к молодой жене. Он морально уничтожал эту женщину. А жена терпеливо вытирала ему лицо и выполняла его капризы.
Она не могла на это спокойно смотреть, но, тем не менее, по какому-то внутреннему чутью боролась за жизнь этого человека. Она назвала его Цезарь.
Шли дни. Цезарь выздоравливал и уже мог ходить и общаться. Он был на редкость вздорным эгоистом.
Наступило время выписки. Он подошел к ней и спросил:
– Чем я могу вас отблагодарить?
– Меня за что? Бога благодарите. Это он вам послал людей, вернувших вас к жизни.
– Да что люди? Да что Бог? Ты мне жизнь спасла. Говори, сколько я тебе должен.
– Мне ничего от вас сейчас не надо. Поможете мне после того, как заплатите однажды тому, кто попросит заплатить за смерть.
– Вы так премудро говорите. За чью смерть?
– А когда попросят, тогда и узнаете, за чью, и к вере придете. А вот уже после этого не забудьте и меня, грешную, поблагодарить за предупреждение.
Только помните: сумму не вы определяете, а Божий на то промысел устами человеческими.
Несколько месяцев Цезарь держал в уме чудное предсказание. Но суета и время сделали свое дело, и он благополучно обо всем забыл.
Как-то под Новый год они решили с семьей не выезжать из России и провести каникулы на даче. Загрузившись продуктами и фейерверками, усадив двоих своих детей и двоих крестников в машину, дружная компания отправилась в путь.
Был солнечный декабрьский день с легким морозцем. Шины колес монотонно шуршали о трассу, тихо играл шансон.
Настроение у всех было прекрасным, и, казалось, ничто не могло нарушить семейную идиллию.
Тонкий лед маленьких лужиц хрустел под колесами машины. Неожиданно машину закрутило, и Цезарь понял, что попал на гололедный участок. Вмиг вывернув руль, он краем глаза увидел движущегося на него велосипедиста. В голове пронеслось: прямо – нет велосипедиста, вправо – нет всех.
Закрыв глаза, он рванул машину прямо.
Какие-то несколько секунд на весах человеческих жизней.
Машина, вырвавшись из скользкого пространства, остановилась. Стояла звенящая тишина, как вдруг младший сказал:
– Папа, только не надо уезжать.
– А никто и не собирается, сынок, – сказал он, отстегивая ремень безопасности.
Он вышел из машины, понимая, что ничего исправить нельзя. Набрав номера «скорой» и полиции, нервно закурил.
Все остальное происходило, как будто он сидел в зале и смотрел фильм. Полиция, врачи, протокол и, наконец, он в отделении.
– Ничего хорошего, – называя его по имени-отчеству, сокрушался вызванный им адвокат. – Мужик-то непростой, родственник какого-то «шишки» из правительства. Он с дачи ехал, охранял, значит. Боюсь, не сумеем выкарабкаться.
Часы тянулись, как будто время остановилось. Несколько раз звонил друг, жена что-то успокаивающее говорила