– Барышня, вы обронили шапочку, – неслось следом, но я не могла прекратить стремительный бег.
– Меня Костя зовут! Я из пятидесятой. Будем знакомы! – эти слова и последующий смех я услышала, уже закрыв двери своей квартиры на все замки. Только навесив цепочку, я успокоилась. Медленно сползла на пол.
Что это было? Я чуть не поцеловала незнакомца! Человека! Я застонала от стыда и от осознания, что своим сумасбродным поступком, не задумываясь, могла нанести вред. Пусть бы человек его не почувствовал, от одного поцелуя ведьмы смерть не наступит, но зачем мучить себя, зная, что история не будет иметь продолжения? Мне нельзя любить человека!
А образ Кости продолжал ворошить память. Я и не знала, что запомнила ямочку на его подбородке, правильную линию носа, разлет густых бровей. И глаза. Светло-карие? Зеленые? Серые?
Светлые, в обрамлении густых ресниц, с паутинкой морщин, появляющейся в уголках глаз, когда он смеялся.
Ночью сосед вытеснил из моего привычного сна неясный образ любимого. Но если с тем мы целовались, обнимались и умирали от томления, то Константин был сдержан, находился на расстоянии вытянутой руки и твердил одно: «Жалеть будете вы, милая барышня». Откуда взялось это «милая барышня»? Только библиотекарь из Пустошки, которому сто лет в обед, обращался так к каждой посетительнице младше его хотя бы на год.
Я мучилась ожиданием, при малейшем шуме на цыпочках подкрадывалась к двери и, сглатывая комок, припадала к глазку. Я живу в пятьдесят второй квартире, а Константин сказал, что он из пятидесятой. Напротив.
В поле моего зрения попадали близнецы с этажа выше, женщина с ротвейлером из пятьдесят первой, сантехник, кабельщик. Но не Костя. Не выдержав и улучив момент, когда лестничная площадка была пуста, я подошла к его двери, приложила ухо, прислушалась. В квартире было тихо. Проведя ладонью по замку, я навесила сторожевую паутину. Стоит сунуть ключ, и оборванная нить запоет, как тронутая гитарная струна. Правда, музыку услышу лишь я.
Прошло два, три, четыре дня, но струна не пела. Если после встречи с Костей я пребывала в состоянии эйфории, внезапной влюбленности, страха встречи с ним, боязни сделать что-то не то, то теперь я просто сгорала от нетерпения. Даже во сне я кричала в ответ на его «жалеть будете вы», что я готова попробовать, но, натыкаясь на его укоризненный взгляд, вдруг вспоминала, что он человек. Нельзя. Нельзя любить, нельзя целовать. Я старалась забить беспокойство болтовней с однокурсницами, походом в кино, обсуждением платьев, но все усилия оказались напрасными. Я с педантичностью пограничника проверяла расставленные колдовские ловушки, и огорчалась, обнаружив их нетронутыми. Где же ты пропадаешь, сосед? И только волнительные свидания во сне немного скрашивали реальное ожидание встречи.
На пятый день моей маеты звонок в дверь заставил подпрыгнуть от неожиданности. За порогом стоял он. Только сейчас я смогла оценить его рост, лежа мы все кажемся одинаковыми. Задрав голову и открыв рот, я слушала