– Нет, вечером в среду плохо стало… показалось ей чего-то, – отец, прислушавшись посмотрел на стену, словно увидел там кого-то. – Напугалась она… – задумавшись, добавил он.
Владимир, ощутив, как чья-то рука сильно сдавила горло, кашлянул. Чувство удушения быстро исчезло. Он даже не успел задуматься, что это было. Иван Степанович продолжил говорить, переведя взгляд на сына:
– У нас как раз Маришка была. Она и вызвала «скорую». А потом настояла, чтобы мать в больничку. Доктор-то сказал, что не сердце тут виновато, и давление нормальное было, видимо, понервничала, – он развёл руками. – Ну и отвезли в больницу. Да и пусть полежит. Подлечат её там немного. А то увидит тебя и опять перенервничает…
– Из-за меня она?..
– Не, – отец отрицательно покачал головой. – Не. Мы же знали, что ты вернёшься. Ты же сам мне сказал тогда.
– Да… – кивнул Владимир. – Хорошо, что ты мне поверил и маму убедил. А среда?.. Это какой день был?
– Так… среда.
– Нет, я хотел сказать, – Владимир резко мотнул головой. – Число какое было?
– Семнадцатое.
– А сейчас сентябрь? – спросил Владимир, вспоминая сон в лесу.
– Сентябрь, – улыбнулся отец.
– А сегодня число, какое?
– Так… – Иван Степанович взглянул на часы у себя на руке, – …уже двадцатое.
– Двадцатое… – задумчиво повторил Владимир. «Значит, я не ошибся в подсчётах».
Владимир принял душ, оделся в лёгкий спортивный костюм, выстиранный мамиными руками, наверное, совсем недавно. Было понятно, что мать ждала его всё время. Ждала и продолжала следить за вещами, чтобы не слежались в шкафу. Продолжала покупать ему разные мелочи: белоснежные носовые платки и такие же носки. В шкафу оказалась и новая рубашка, как всегда белая. Выстиранная и отутюженная, она висела на плечиках, дожидаясь его. Мама, покупая что-то, всегда сразу перестирывала. Владимир помнил, что в детстве ему интересно было наблюдать, как она стирает на доске. Тогда он и себе бы не смог объяснить, почему это так удивляет и даже восхищает его. Ему нравилось смотреть на мамины руки все в пене, нравился запах мыла, каким она стирала. Только теперь, проведя несколько месяцев в другом мире, он понял, почему тогда это вызывало в нём столько удивления.
Он с нежностью провёл рукой по рукаву, помня, как мама делала так же. Она всегда, отутюжив его рубашки и вешая на плечики в шкаф, с улыбкой поправляла рукава и приглаживала так, будто были они не пустые, а одетые на сына. И сейчас, касаясь, белоснежного материала, словно всё ещё хранившего теплоту материнских рук, он ощутил, будто она погладила его по плечу. Завтра он наденет эту рубашку и пойдёт в больницу к маме.
Отец уже нажарил яиц на сале, нарезал хлеб, заварил чай и сел за стол в ожидании сына.
Владимир вошёл в кухню и, сев напротив отца, сказал:
– Ещё в ванной почувствовал, что