– Что за неотложное дело, Философ?
«Философ» было прозвище, данное Перадом Контансону и вполне заслуженное этим Эпиктетом сыщиков. За именем «Контансон» скрывалось, увы! одно из древнейших имен нормандской аристократии. (См. Братья утешения.)
– А то, что можно заработать тысяч десять.
– О чем идет речь? Политика?
– Нет, сущий вздор! О бароне Нусингене, вы его знаете; этот старый матерый волк совсем взбесился: ему нужна женщина, которую он встретил в Венсенском лесу; надо ее найти, или он умрет от любви… Мне сказал его лакей, что вчера был созван консилиум… Я уже выманил у него тысячу франков на поиски этой принцессы.
И Контансон рассказал о встрече Нусингена и Эстер, прибавив, что барон получил какие-то новые сведения.
– Ладно, – сказал Перад, – мы отыщем его Дульцинею; скажи барону, чтобы он приехал в карете сегодня же вечером в Елисейские поля и ждал на углу авеню Габриель и Мариньи.
Перад выпроводил Контансона и постучал к дочери условленным стуком. Он вошел к ней с веселым видом: случай только что предоставил ему средство получить наконец желанную должность. Поцеловав Лидию в лоб, он опустился в отличное вольтеровское кресло и сказал ей:
– Сыграй мне что-нибудь!..
Лидия исполнила ему пьесу Бетховена для фортепьяно.
– Отлично сыграно, моя козочка, – сказал он, притягивая к себе дочь. – Итак, нам двадцать один год? Пора выходить замуж, ведь нашему папаше уже за семьдесят…
– Я счастлива здесь, – отвечала она.
– Ты любишь только меня, такого безобразного, такого старого? – спросил Перад.
– Но кого же мне еще любить?
– Я обедаю с тобой, моя козочка, предупреди Катт. Я думаю, что наши дела наладятся, я получу должность, подыщу тебе достойного мужа… какого-нибудь славного и даровитого молодого человека, которым в будущем ты могла бы гордиться…
– Мне встретился только один, кого я хотела бы назвать своим мужем…
– Тебе встретился… такой?..
– Да, в Тюильри, – отвечала Лидия, – он проходил рука об руку с графиней де Серизи.
– Его имя?
– Люсьен де Рюбампре!.. Мы с Катт сидели под липами, просто так. А рядом со мной две дамы. Одна из них сказала: «Вот госпожа де Серизи и красавец Люсьен де Рюбампре». Я взглянула на проходившую пару, о которой говорили эти дамы. «Ах, милочка, – сказала другая дама, – есть же такие счастливицы!.. Такой вот все прощается, потому что она урожденная де Ронкероль и ее муж пользуется влиянием». «Но, милочка, – отвечала первая дама, – Люсьен ей дорого обходится…» Что она хотела этим сказать, папа?
– Пустая светская болтовня, – отвечал дочери с