– Он попросил, а я не смог ему отказать.
– Кто он? Чем занимается? Расскажите мне о нем, Глеб Борисович.
– Кажется, он математик, я был у него дома, в Париже, он живет недалеко от площади Вогез.
– А что он делает в Москве?
– Навещает друзей, отдыхает. Ему нравится Россия. По-моему, он наполовину русский. Я думал, вы успели поговорить об этом, пока я ходил за водкой… Помните, я дал вам целых двадцать минут!
– Напрасно. Каждый из нас живет своей жизнью. Он женат…
– Это ни о чем не говорит. К тому же я ни разу не видел его с женой. По-моему, они живут каждый сам по себе. Но советую вам в следующий раз добежать до телефона… По-моему, Бернар думает о вас.
Ева вышла из квартиры профессора подавленной. Она и узнала главное – Бернар женат. И вообще, какое ей дело до него! Уехал он – и хорошо. У нее есть Вадим.
Вечером к ней снова заявился Гриша Рубин.
– Слушай, он там, внизу, – сказал он серьезно, и было видно, что он трезв как никогда.
Ева, нацелив на него кисти, зажатые между пальцами, в недоумении пожала плечами. Выглядела она крайне утомленной, ей эти дни хорошо писалось, она даже забывала про еду.
– Тот коллекционер, о котором я тебе говорил.
– Мне не нужны никакие коллекционеры. Я не собираюсь продавать свои картины.
– А зачем же ты их, черт возьми, пишешь? Чтобы раздаривать своим друзьям-алкоголикам, типа Драницына? Ты знаешь, за сколько баксов он загнал твои «Настроения»?
Ева ахнула.
– Ты нарочно говоришь мне это… Он не мог.
– Ты живешь в замкнутом пространстве, вернее, даже не живешь, а прозябаешь… Что ты видишь, кроме своей вонючей мастерской?! Продай с десяток картин, посмотри мир, поработай в Италии, во Франции, в Швейцарии, а чем тебя не устраивает пленэр в Голландии? Ты молодая баба, пользуешься бешеным успехом у мужиков, а живешь, как монахиня! Кого ты ждешь? Чего ты ждешь? Тебе что, нужна выставка в
Третьяковке, Русском, Пушкинском? Что тебе вообще нужно? Ты за один сегодняшний вечер сможешь заработать столько, что этих денег хватит на то, чтобы выставляться на крымском валу в течение пяти лет!
– Не ори на меня! Как ты не понимаешь, что мне трудно
расставаться со своими работами. Мне тяжело.
– Неужели надо обязательно голодать, чтобы решиться на
такое? Ты мыслишь не теми категориями. Продавать свои
картины – это нормально. Даю тебе пять минут.
– Откуда у тебя такая уверенность, что твой коллекционер непременно у меня что-нибудь купит?
– Он видел твои работы.
– Неправда.
– Я сфотографировал их тогда. Это я сюда поднимался по лестнице. И решетку на окнах два месяца назад снял тоже я. Она в моем гараже. Можешь убить меня. Но интуиция и опыт