Лемент повернулся направо и протянул на прощанье правую руку, так что тот невольно на нее наткнулся.
«Адью!» – откликнулся Рабан.
Отойдя несколько шагов, Лемент крикнул ему вслед: «Послушай, Эдуард, закрой же зонтик, дождь давно кончился. Я не успел тебе это сказать».
Рабан молча закрыл зонт, и блекло-серое небо сомкнулось над его головой.
«Хоть бы я сел не в тот поезд, – подумал Рабан. – Тогда мне бы казалось, что дело, ради которого я еду, уже началось, и когда я, обнаружив ошибку, поехал бы обратно и сошел на нужной станции, на душе у меня было бы уже намного спокойнее. Но если окажется, что местность там скучная, как выразился Лемент, то это может быть и к лучшему. Постояльцы будут больше сидеть в своих комнатах, и никто не будет знать, где все остальные; ибо когда в окрестностях имеются хоть какие-то древние развалины, обязательно устраивается совместная прогулка к этим развалинам, о чем наверняка все уже заранее договорились. И тогда каждый обязан радоваться этой прогулке и не имеет права ее пропустить. Но если никакой достопримечательности в округе нет, то нет и предварительной договоренности, ибо ожидается, что ради компании все и так с готовностью сорвутся с места, когда кому-нибудь взбредет в голову отправиться гуртом в пеший поход; для этого достаточно послать служанку к остальным постояльцам, сидящим по своим комнатам и пишущим письмо или читающим книгу, и все тут же придут в восторг от этой затеи. Ну, оградить себя от таких приглашений несложно. И все же я не уверен, что справлюсь с этой задачей, потому что это вовсе не так легко, как мне кажется сейчас, когда я еще один и могу делать все, что душе угодно, могу вернуться, если захочу, ведь там мне не к кому будет прийти в гости, когда захочется, и не с кем совершать тягостные прогулки, во время которых тебе с гордостью показывают свои хлеба в поле или собственную каменоломню. Ибо ни в ком нельзя быть уверенным, даже в давнишних знакомых. Разве Лемент не был нынче внимателен ко мне, он мне кое-что описал, причем так, как я это увижу. Он сам заговорил со мной и пошел меня провожать, хотя ему ничего не было от меня нужно и даже были другие планы. Но теперь он неожиданно ушел, а ведь я ни единым словом не мог его обидеть. Правда, я отказался провести с ним вечер в городе, но это было так естественно и не могло его задеть, ведь он человек вполне разумный».
Вокзальные часы пробили без четверти семь. Рабан даже замер на месте – так сильно забилось сердце; потом быстро зашагал вдоль пруда, попал на узкую и плохо освещенную дорожку, обрамленную раскидистыми кустами, вырвался, наконец, на площадку, где множество скамеек стояли торчком вокруг молодых деревьев, потом, уже медленнее, вышел через проем в ограде на улицу, пересек ее, вскочил в двери вокзала и довольно быстро нашел окошко билетной кассы; оно оказалось закрытым, так что пришлось постучать. Кассир