– Вон оно что… – Микита удивленно покрутил головой. – А я-то думаю… Вишь, как высоко ты забрался. Упасть не боишься? Лететь хорошо, легко и весело, но вот приземляться будет больно. Можно все кости переломать.
– Мне все равно! Помоги, Микита! Христом Богом прошу! Пусть лучше его свои на палю посадят, если словят, но здорового, а мне нужно, чтобы моя ясочка повеселела хоть ненадолго. Она совсем плохо стала выглядеть.
– Да-а… – Дегтярь поскреб пятерней в затылке. – Преподнес ты мне новость… Вот и получается, что никогда нельзя загадывать наперед, а тем более произносить клятвы. Я поклялся мстить шляхте, а, выходит, теперь должен вытаскивать польского пана с того света. Экая мудреная штука, жизнь… – он тяжело вздохнул. – Ладно, куда тебя денешь. Но если ничего не получится, уж не взыщи! Не лежит у меня душа к этому делу, и все тут.
– А ты попробуй, попробуй!
– Попробую… Когда идем?
– Вечером.
– Времени вполне достаточно. Оставь меня одного и посторожи, чтобы в комнату никто не вошел.
– Пусть только попробует кто-нибудь войти! – Тимко крепко сжал рукоять карабелы.
Теперь все бурсаки, которые записались в ополчение, ходили оружные. Но лишь Тимко и еще несколько человек носили сабли и пистоли – из-за дороговизны их могли себе позволить лишь отпрыски казачьих семей. Остальные обзавелись кто чем: один щеголял боевой косой, другой – палицей, окованной металлом, третий имел кистень, у кого-то нашлось копье, некоторые где-то достали луки, и очень немногие похвалялись старинными самопалами и ручницами, очень нужными во время осады.
Но главным для бурсаков было то, что они будто по мановению волшебной палочки превратились из оборванцев в прилично одетых вояк. Киевский полковник Антон Волочай при виде бурсацкого пополнения схватился за голову. Конечно, запорожцы, отправляясь в дальние морские походы, выглядели не лучше киевских спудеев, потому что натягивали на себя совершеннейшие лохмотья. Зато, вернувшись с хорошей добычей, наряжались как панычи. Но одно дело – чужая сторона, где ходи хоть голый, а другое – Киев. Вооруженные бурсаки-оборванцы пугали мещан больше, чем войско Януша Радзивилла.
Тогда Антон Волочай бросил клич, и вскоре в бурсу доставили целый воз одежды, собранной для своих защитников благодарными жителями города: кто-то отдавал ее и впрямь по велению души, а некоторые – по известной поговорке «и вашим, и нашим»; таких хитрецов в Киеве хватало. Вещи были не новыми, но добротными, и юноши преобразились, да так, что даже базарные торговки не узнавали бурсаков.
Что касается Тимка, то он приоделся у своего дядьки Мусия. Все-таки старое платье Устима досталось ему, притом на вполне законных основаниях. Дядька Мусий даже горячо поблагодарил Тимка за то, что он обратился к нему. Тимко лишь ухмыльнулся при этом; он понимал, почему прижимистый дядька преисполнился благодарности к родичу. Если бы не Тимко, ему пришлось бы хорошо раскошелиться на нужды