Время вертит беспечное веретено -
и мелькает вдали золотое руно,
а вблизи – занавеска окна.
Не собрать впечатлений: мелькнут и – фьюить! -
ускользают, как в землю вода.
Не соткать полотна: обрывается нить.
Бытие раскололось на быть и не-быть,
на побыть и забыть-навсегда.
А Искусству Зелёному – время расти,
и искусство растёт, как лоза.
И листы его свежи, когда на листы
с небольшой высоты, но большой чистоты
хоть одна упадает – слеза.
Колёса, помнится, по слякоти скрипели,
слезились улицы, и плавали дома,
но благовещенская веточка апреля
зелёным пламенем свела-таки с ума -
и вдруг понравилось всё самое простое
и драгоценное, а прочее – ушло,
и стало ясно, сколько что на свете стоит,
и что есть золото, и что есть барахло.
Держись за веточку, покуда не угасла,
держись за веточку иного бытия,
держись за веточку: она твоё богатство,
она спасёт тебя и выкупит тебя
у беззастенчивой судьбы, у ростовщицы, -
держись за веточку петляющей душой,
держись за веточку: она твоя защита
и здесь, в отечестве, и там, в земле чужой!
Держись за веточку – и примет как товарищ
у врат своих тебя Господь через сто лет,
когда ты вынешь из кармана и предъявишь
зелёный пропуск, благовещенский билет.
Отыщем какой-нибудь мост -
весьма подвесной и воздушный -
и прямо из сердца ведущий
в заброшенный дом Анны Монс.
Немецкой пойдём слободой,
уместной походкой немецкой
на поиски светлого места,
где память была молодой,
где память растила герань,
и где героиней романа
была государыня Анна,
и где, куда только ни глянь,
топорщился чинный крахмал,
гуляли солдаты из воска…
такое потешное войско,
в котором порядок хромал!
Под пулями или стрелой,
где нынче без низа и верха
возводится дом нежилой, -
не стой на окраине века.
На глухом перекрёстке столкнувшихся дат,
между старым и новым обетом,
растерялась душа, и огни не горят,
и над всею Москвою натянут канат,
и не хочется думать об этом.
Что за грусть, моя радость, а впрочем, молчи:
всякий канатоходец с приветом -
и особенно канатоходец в ночи,
впрочем, все мы тут странники и циркачи,
и не хочется думать об этом.
И когда наконец – с перекошенным ртом -
отлетит моя жизнь рикошетом
прямо к Вашим ногам, то в луче золотом
не захочется даже подумать о том,
что не хочется думать об этом.
Почему-то на краешке пропасти -
я заметил, что именно там, -
лезут в голову всякие глупости:
я-тебя-никому-не-отдам.
Это