И мы засели в сауне. Парились и не могли наговориться. Давно, с год, не виделись. В основном говорил Володя, и всё о своих проблемах – о запретах на официальные концерты, о выбрасывании уже написанных и записанных песен из фильмов, о неутверждении на ту или иную роль в картинах, хотя режиссеры его звали и хотели снимать, но не позволяло этого руководство киностудий.
У меня было все вроде неплохо. Я стал известным поэтом-песенником (ненавижу это словосочетание, но от него никуда не деться), в ходу у меня на то время было несколько хитов, что приносило приличные деньги. Печатал стихи, правда, редко, но меня это не очень огорчало тогда, ибо причина была почти не зависящая от меня: я просто писал такое, что в то время не печатали по идеологическим причинам. Писал «в стол», а это не вдохновляет, даже совсем наоборот. К тому же надо было быть, как теперь сказали бы, в определенной «тусовке», входить в компанию тех, кто тусуется вокруг какого-нибудь журнала. А я всегда был волком-одиночкой, ни с кем особо не общался, это тоже создавало проблему с публикацией стихов. Короче, я слушал Володю, и столько было в его словах горечи и обиды, что мне как-то неловко стало за то, что у меня жизнь просто «малина» по сравнению с его проблемами, и казалось даже странным, что он до сих пор не запил. А он «держался на торпедах» – вшитых «спиралях», которые уберегали от желания выпить.
…Особенно он переживал, что не вошла в фильм «Как царь Петр арапа женил» его гениальная песня «Купола».
– Понимаешь, Васёчек, она должна была идти на титрах, и весь бы смысл картины был бы намного глубже, он был бы про державу, «что прокисла, опухла от сна», которую Петр хоть и поднял на дыбы, да лошадь увязла по стремена в жирной да ржавой грязи… Ужасно обидно…
А в то лето 68-го Володя вскоре уехал куда-то в Сибирь сниматься вместе с Валерой Золотухиным в фильме «Хозяин тайги».
Где-то в конце августа – звонок.
– Васёчек, привет! Как хорошо, что я тебя застал.
– Привет. А ты откуда?
– Я с Казанского вокзала. Только приехал. Ты будешь дома?
– Да.
– Тогда я еду к тебе.
Он вошел, весь какой-то нетерпеливый, с гитарой за плечами, сел, закурил и сказал:
– Хочу тебе кое-что показать…
И я услышал:
«Протопи ты мне баньку по-белому…»
Он закончил петь, а я сидел и молчал. Потом попросил еще раз.
– Васёчек, мне кажется, – наконец заговорил я после короткой паузы, – что всё, бывшее до этой песни, – всё это была разминка. А настоящее – только начинается.
– Ты знаешь, Васёчек, и мне так кажется.
Вскоре приехала Марина, и начались бесконечные посиделки то у меня, то у Феди Фивейского в мастерской, то еще у кого-то. Володе хотелось показать Марине, какой у него замечательный круг друзей, людей творческих и потому интересных.
Но чаще всего Володя с Мариной