– Да нет, Игорёк, я уже – всё. – Дегтярёв помрачнел, постарел мгновенно. Стало видно, что ему за семьдесят и тайком от всех он наверняка принимает какие-нибудь сильнодействующие лекарства… – Я отъездился.
– Что так? Здоровье?
– А, не в одном здоровье дело… Давайте-ка. – Дегтярёв выпил, пожевал лимон и совсем по-стариковски стал жаловаться: – На Новый год-то подарок нам какой сделали. Паразиты. Всё тянут из людей и тянут… Мне ещё терпимо, а обычным-то… Обложили со всех сторон.
– Это вы про отмену льгот? – спросил Чащин – мельком видел на днях по телевизору, как пенсионеры перекрывают дорогу, толкаются с кондукторами, митингуют.
– Ну да, про неё. Отрезали нас – подыхайте. Какие-то гроши пообещали. На них и в метро не проедешь…
Игорь сочувствующе вздохнул, а Чащин глянул на часы:
– Шесть. К сожалению, мне пора. Встреча… – И приподнялся.
– Погоди ты, Дениска! Ты что?.. – Дегтярёв гневно поднял брови. – Сейчас добьём пузырёк-то.
И Игорь поддержал: выпьем и разойдёмся.
Чащин сдался. Честно говоря, лень было возвращаться в свой кабинет, ждать, пока компьютер отключится, потом спускаться на улицу в холод, идти одному до метро… Крошечная порция коньяка быстро дала о себе знать – стало легко и умиротворённо, и ласковый шепоток внутри обещал от этой пустой вообще-то, ненужной посиделки чего-то особенного.
Выпили на этот раз, по предложению Игоря, – за справедливость. Дегтярёв шумно, как после водки, выдохнул, бросил в рот шоколад. Посопел раздумчиво, сказал:
– Да, сейчас разойдёмся, и не знаю, встретимся ещё, нет…
– Генна-адий Борисыч! – просительно перебил Игорь.
– Погоди. Я пожелать хочу… Пожелать вам хочу, чтоб не забывали, что вы – мужики. Сейчас всячески мужиков изводят. Превращают… даже не знаю в кого. Во что. И пресса эта, и телевизор. Вон – сплошь в бабских нарядах, в колготках. Тьфу! А книги… Я у внука беру книги, которые модные, смотрю – и что ни мужик там, то обязательно слизь какая-то, эти, как там их… метросексуалы сплошные. И везде это, это… Согласны, нет?
– Ну, не всегда, – мягко возразил Игорь. – Бывают нормальные. «Бойцовский клуб» я тут читал.
– И чего? Я тоже читал. Взбесившиеся педики там, а не мужики. Да и исключения, как говорят, только правило подтверждают. А правило: мужик – это мутант какой-то безвольный со слабыми признаками самца. Вот такого мужика нам суют.
«Чего он с цепи сорвался?» – подумал Чащин и сам же подлил масла в огонь:
– Но что делать – искусство, как говорится, жизнь отображает.
– А, перестань, Дениска! Это пускай фотографии жизнь отображают, а задача искусства – людей воспитывать. Делать их.
Чащин хмыкнул.
– Что такое?! – возмутился бывший военный лётчик. – Не так, что ли? М?.. А иначе, понимаешь, нельзя. Они-то, которые эталоны лепят, они знают, что делают. Вот они – воспитывают… меньшинства все эти, трансвиков.
– Ладно, – перебил Игорь, – это проблема сложная,