Но сегодня четверг. Всем, у кого есть работа, с утра на работу. Детям в школу. Победят «Сокс» сегодня или проиграют, им ехать на третью игру в Сент-Луис. Почти все после игры захотят как можно скорее попасть домой. Джо на это надеется.
Он крутит ноющими ногами, делает несколько глубоких приседаний. Его плечи по-прежнему дергаются, но вместо того, чтобы с этим бороться, Джо пользуется случаем и вытягивает над головой сперва одну руку, потом другую. Чешет голову. Поворачивает торс из стороны в сторону, пытаясь хоть на секунду снять напряжение с позвоночника и стонет. Спине не лучше, чем ногам.
– Эй, Джейн Фонда, – говорит Фитци, читая эсэмэску. – Конец девятого. Все еще четыре-два. Два аута.
Джо закрывает глаза и молится Господу и счастливой майке, стуча по дубинке и желая «Сокс» победы. На улице странная тишина, словно весь Бостон затаил дыхание.
– Наву выбили, – говорит Фитци. – Игра окончена.
Они все опускают головы и молчат – мгновение скорбной тишины, прежде чем начнется работа. Всего через несколько минут обманутая в своих надеждах толпа начинает выплескиваться из «Фенуэя». Полиция уже перегородила все боковые улицы, создав узкий канал, по краям которого стоят офицеры. Цель – рассеять толпу и вывести всех из города. Вскоре мимо Джо идут тысячи людей, все в одном направлении. Быстрая река, в которой рыба может плыть только в одну сторону.
Маленький мальчик, лет, наверное, шести, встречается с Джо глазами, проезжая мимо на плечах отца. Джо кивает и улыбается. Глаза мальчика раскрываются, словно он не ждал, что Джо шевельнется, словно Джо – статуя, которая внезапно ожила. Потом мальчишка, ссутулившись, отворачивается и утыкается лицом в отцовскую голову. Отец придерживает мальчика за ногу одной рукой, а второй держит за руку жену.
Мимо медленно продвигается одна семья за другой, и Джо жалеет, что ему не довелось проводить побольше времени вот так, с Роузи и детьми, когда они были маленькими. Через двенадцать лет он выйдет на пенсию. У Джей Джея и Колин к тому времени уже будут дети. Джо трижды стучит по дубинке. Девочки, даст бог, тоже будут замужем, и дети у них тоже будут. Он снова стучит по дереву, за Роузи.
Роузи беспокоится, что девочки не устроены, танцуют и стоят в позе собаки мордой вниз, а постоянных молодых людей у них нет, и даже намека на свадьбу никакого. Мир йоги и мир танца населены большей частью женщинами. Похоже, немногие подходящие парни в балетной труппе или геи, или из Восточной Европы, так что их фамилии Роузи даже написать не может, а ученики в студии йоги если не женщины, то понаехавшие. Давняя вера Роузи в то, что ее девочки однажды выйдут замуж за славных ирландских мальчиков-католиков из городских, тает и делается даже абсурдной.