Пылкая Элизабет скоро соскучилась от наших разговоров и вскоре исчезла в общем водовороте, пожилые дамы также покинули нас. Выдержка была тоже не свойственна Стентону, и, как я и предполагал, долго он усидеть на одном месте не смог: в течение всего последующего вечера он то подсаживался к нам, то убегал вновь. Остальные гости также время от времени подсаживались к нам, но довольно скоро опять уходили, так что можно с уверенностью сказать, что оставшийся вечер мы провели вчетвером. Я уже упоминал, что никаких серьезных разговоров они не вели, просто говоря обо всем, витавшем в воздухе, – и надо сказать, что нет ничего ужаснее, чем сидеть, слушая старческую болтовню о болячках и разных политических глупостях. Скоро уши у меня начали просто вянуть, однако я сидел, внимательно отслеживая нити разговора, и предпочитал молчать, но довольно часто ненадолго вмешивался в беседу. В итоге и мне начали задавать некоторые вопросы, на которые я столь же осторожно давал ответы. К концу вечера голова у меня самым настоящим образом распухла от услышанного за все это время, но зато я был полноправным участником их диспутов.
Гости потихоньку стали разъезжаться, и я наконец-то отдал себя в полноправное распоряжение Элизабет. Она была неимоверно обижена на меня за более чем явное обделение вниманием в такой вечер, который она рассчитывала провести сугубо с моей персоной, однако высказанные мной опасения по поводу ее отца быстро поставили все на свои места. Элизабет, вопреки устоявшемуся мнению Рональда, была весьма смышленой для своих лет и быстро поняла ситуацию – разумеется, она тоже хорошо знала о банкротстве моего отца и о своей невозможности идти поперек слова отца собственного. Зато теперь никто не мог помешать нам остаться хоть на краткое время наедине, чем мы и решили воспользоваться, быстро поднявшись на второй этаж.
Мы уже проскользнули в коридор, ведущий к комнате Элизабет, когда именно там натолкнулись на Рональда Блейка. Он сидел в одном из кресел и курил короткую американскую трубку. При виде нас у него в глазах мелькнула усмешка, он вытащил трубку изо рта и произнес:
– А вы и впрямь прыткий молодой человек. Значит, Элизабет не преувеличивала, рассказывая про вас столь интересные истории. Да, узнаю в вас вашего отца, по молодости мы с ним попадали в разные истории.
Элизабет покраснела до корней волос, необычайно смутившись, а я, даже глазом не моргнув, нарочно приобнял ее за талию.
– Оливер Стентон также поведал про вас много интересного. Да и не только он один, – продолжил Блейк. – И, по всей видимости, теперь я убеждаюсь, что это тоже истина.
Я ожидал от Стентона какой-нибудь пакости, и ожидания меня не обманули.
– Он сказал, что я карточный шулер? – удивился я.
– Вы игрок, – ответил Блейк, – причем заядлый. И проводите очень много времени за карточным столом в компании сынков богатых отцов, сорящих чужими деньгами направо и налево.
– Не сорящих,