Он надоел мне нестерпимо.
– О Балканы, Балканы! Так вы утверждаете, что мадам Ева была в 1877 году прелестной молодой женщиной? Лет двадцати – двадцати пяти?
– О, мсье Пригожин, была, была прелестной!
– Как же она должна выглядеть теперь, в году 1914-м?
Он замолк. Началась мучительная возня морщин на лбу. Старик был смущен, а я не желал быть великодушным.
– Мне довелось побеседовать с нею час примерно назад и видеть ее, стало быть, своими собственными глазами. Она не юна уже. Вместе с тем я убежден, что если она и участвовала в той войне, то на стороне мокрых пеленок.
Саловон смотрел мимо меня. Надо признать, весьма тупо.
– Как хотите, дорогой мой, передо мною встает выбор: или верить вашим сбивчивым словам, или своим голубым глазам.
– Знаете, мсье Пригожин, вы не могли видеть мадам Еву. У меня есть сведения, что она еще не приехала. Ее ждут к вечеру, к самому приему.
– А с кем же я тогда разговаривал? От кого получил приглашение? – спросил я и, естественно, расхохотался.
И снова стук в дверь.
Нетерпеливый, даже наглый. Это не слуга.
Я вымолвил «войдите» уже ему в лицо. Высокому, плечистому, отчаянно усатому офицеру. Погоны, правда, отсутствовали, но китель не давал обмануться. Отставники часто шьют себе такие. Выправка соответствовала амуниции. Что немного портило его внешность, так это рваная и приблизительно сросшаяся ноздря. Рвать ноздри? Кажется, такого наказания давно нет нигде в Европе.
– Алекс Вольф, – представился он чуть-чуть угрожающе. Сзади на сапогах у него богато звякнуло. Шпоры по своей лихости годились в родственники усам.
– Пригожин.
– Являюсь вашим соотечественником, мсье. Ввиду этого обстоятельства позволил себе вот так, по-простому, с визитом.
– Вольф? – зевнул я – Соотечественник? Говорят, правда, что встречаются немцы, носящие фамилию, например, Иванов… Впрочем, есть у меня один знакомый немец по фамилии Вернер… – Я понял, что не знаю, к какой мысли хочу вывести эту речь, но гость, кажется, достаточно понял ее для того, чтобы оскорбиться. И за Вольфа, и за немцев. Он агрессивно подкрутил усы и расставил шпоры пошире.
– Вы, я вижу, позволяете себе насмехаться над вещами…
– Ни в коем случае. Ни, ни, ни! Я не желал вас обидеть. Весьма, весьма рад встретить здесь соотечественника.
Офицерский взор стал тусклее. Вольф сложил руки на груди и поднял бровь. И без того выразительную.
– Уверяю, – я улыбнулся, – очень, очень рад вас видеть.
Что-то подсказывало мне, что с этим господином лучше не ссориться. Тон мой был настолько примирителен, что даже заядлый бретер счел бы его достаточной сатисфакцией.
– Хорошо, тогда едемте обедать. У меня и лошади готовы. В венгерский трактир. Гуляшик, чардашик и несколько хороших мордашек. Устроим небольшой раскардашик.
Не сразу я нашелся, что ответить. Каков он – офицерский обед, я знал слишком хорошо. И в трое