В тамбуре, в одиночестве, за сигареткой, журналист постарался выкинуть из головы и грусть по поводу Прокопенко, и дешевый прикол Марьяны, и ментовские разводки. Сосредоточился на убийстве.
«Перед тем как мент в купе вперся, была у меня какая-то светлая мысль... Кажется, по поводу того, почему убийство произошло именно в поезде... Я решил, что преступник вчера что-то такое увидел – услышал – узнал... Нечто, что заставило его срочно, почти спонтанно покончить с Прокопенко. Хорошая идея, правильная! Итак, вспомним: что же с нами было вчера?»
Коротким флешбэком (поистине, с киношниками пообщаешься – поневоле начинаешь думать и говорить, как они) перед мысленным взором журналиста пронеслись картинки...
Вот они входят в вагон – солнце недавно село, но светло, как днем, и не скажешь, что половина двенадцатого ночи... Проводница пассажирам элитного вагона улыбается, как родным. И Волочковскую, и Кряжина, и Цареву явно узнает в лицо. Примечает и привечает. Остальные попутчики ей, похоже, не ведомы. Однако она на всякий случай посылает кокетливые улыбки и режиссеру, и линейному продюсеру, и журналисту... Проводнице под пятьдесят – а может, даже за пятьдесят. Елисей и Дима здороваются с железнодорожницей в ладной форме, подтянутой, как старый боевой конь, совершенно индифферентно, а вот Прокопенко – тот не упускает возможности распушить перед ней перья. «Мы – съемочная группа... Я известный режиссер... Вы наверняка смотрели...» – доносится до Димы.
А потом? Практически сразу, едва поезд тронулся, все купе обошел Елисей. С одной и той же информацией:
– Билеты, для бухгалтерии, попрошу сдать мне сейчас же, чтоб завтра утром не забыли... А в двенадцать я вас всех жду в своем купе на небольшой летучий банкет по случаю успешного окончания экспедиции...
Держался Ковтун, как обычно – в меру развязно, в меру угодливо. Ничем особо озабочен, казалось, не был...
Сошлись к столу вовремя: Прокопенко (несмотря на то, что приглашения передавал Ковтун, конечно, именно он был инициатором сабантуйчика) терпеть не мог, когда опаздывают. Девушки – и Марьяна, и Волочковская – успели даже переодеться. На Диму нацеливаясь, или на кого бог пошлет, старлетка щеголяла глубоким декольте. А любовница режиссера была в одеянии, открывающем длинные, стройные ноги. Лишь Царева (как и мужчины, впрочем) не сменила облачение. Мужики, разумеется, из лени. Пожилая актриса, вероятно, просто устала.
Восемь человек набились в купе. А столик уж был накрыт, и когда только Елисей все успевает... Сам линейный продюсер Ковтун притулился на стульчике, на полку-диван усадили старика-оператора Старообрядцева, Диму и трех разновозрастных дамочек. Актер Кряжин, склонный к экстравагантности, залез на верхнюю полку (юмор такой) и там принимал передаваемые ему обществом стаканы и пищу. Подвижный, живой, быстрый, как ртуть, режиссер Прокопенко садиться куда-либо категорически отказался, хоть ему любой готов был место уступить. Ну, тому если что в голову