Пусть это останется моим маленьким секретом, говорит Путин.
А, говорит Шаймиев. Мне бы твои проблемы. А то мне стоит только на пять минут выйти из дома, как ваших посылают за мной.
Но это же хорошо, отвечает Путин. Есть, о чем рассказать дома.
Рассказать есть о чем, соглашается Шаймиев, если потом посылки доходят по адресу. Ладно, шарик давай мне, а горшок на себе теперь понесешь ты, и будешь все время рассказывать, что увидишь.
Куда идем мы с Пятачком – большой-большой секрет…
У руссиян таких анекдотов нельзя услышать, там стараются не запоминать их в таком виде. Выбравшийся из западных лесов Винни-Пух, отдающий распоряжения с татарским акцентом, – это катастрофа не только для их бюджета, но и для всей системы местных приоритетов.
Иногда мне задают вопрос, с упреком, как можно столько улыбаться, говоря о самых серьезных вещах. После этого настроение мое становится совсем хорошим. До настоящего дня я мало встречал вещей, серьезных до такой степени, что они исключали возможность побыть немного несерьезным. Когда у человека ничего нет, ему остается только улыбаться. Кто сумел бы хорошо смеяться, спрашивал один мудрец, не умей он прежде хорошо воевать?
Чтобы ответить на простой с виду вопрос, как объяснить тот непроизвольный импульс враждебности, ясный в рутине и с трудом скрытый в официальности, вызывающий изумление даже у постороннего, обозначенный уже с момента первых слухов об оставлении башкирским этносом русского шрифта для самих русских и программном переходе национального языка на латинскую графику, – почему вслед за тем сразу его поспешно «запретили разрешать», – возникает совсем не простая задача привлечения дополнительных сведений, если только диагностика такого рода претендует на нечто большее, чем лесные и застольные рассуждения и воинственные призывы о сиюминутном абсолютном суверенитете. С некоторым удивлением даже приходится отметить, что сами русские как будто бы даже предпочли, чтобы именно на этот вопрос не отвечал бы вообще никто – кроме них самих.
Больше того, с первым обычным академическим сомнением, граничащим уже с изумлением, вдруг для себя открываешь, что на взгляд руссиян – «приоритетной нации» топик, оказывается, составляет совершенно особую категорию: вопросов, которые задавать нельзя. То есть не просто задавать – вообще нельзя обсуждать.
Другими словами, они сами, на свое усмотрение, легко и между прочим отнесли его к категории табу, которому должны следовать все. И всё: тема закрыта, забыта и навсегда похоронена – под их приоритетами. По крайней мере, так обстоит в их коллективном восприятии.
Но почему бы по крайней мере не сделать попытку ответить, тем более, как я слышал, право на существование имеет всякий вопрос, на который только возможен разумный ответ. Сам объем подобных сведений, как часто бывает в таких случаях, отчетливо делится на то, что есть перед глазами, и на все остальное, скрытое за мраком неизвестности.
Но сравнения