Но и этому начинанию не суждено было сбыться. И снова оно было прервано криком.
– Тимоха, ирод ты эдакий!
В мою сторону, немного по-утиному переваливаясь с боку на бок, торопливо шагала женщина. Похоже, его мать. Одетая в какую-то кофту, перепоясанная темного цвета шалью, старый платок на голове – все это вызвало во мне некое незаслуженное чувство стыда, что я хожу тут таким вот франтом. Грубая рабочая рука держала старое ведро, в котором что-то бурело.
– Доброе утро, – мне стоило объяснится, что я делаю около ее, судя по всему, дома. – Я тут хотел у вас спросить кое-что…
– Комиссар? – женщина прервала меня, ощупывая взглядом. Я видел, что она не решается налететь на меня, но также понимал, что ей просто очень хочется выгнать меня куда-то. Я лихорадочно вспоминал, что означает это звание или должность.
– Комиссар? Вы имеете ввиду военный? Нет, я не имею к армии никакого отношения.
Но женщина лишь сильнее напряглась:
– Доктор?
Боязнь доктора удивила меня еще сильнее:
– Нет. Я вообще из другой страны приехал. Временно у вас в деревне. Меня зовут Митт. Митт Корнев. Из русских эмигрантов, – добавил я, в надежде, что это может ее успокоить. – Я турист. Ну то есть путешественник.
Лицо моей собеседницы расслабилось, плечи опустились, словно она стравила из себя лишнее давление. Даже взгляд стал мягче, но все еще настороженный.
– Вот оно как. А я смотрю – кацавейка кожаная, ну думаю эти пришли…
Я понимающе улыбнулся. Хотя не понял ничего.
– А где можно набрать воды? – и показал опустевшую флягу.
– Дальше по улице шагай, колодец увидишь. Или в лесу ручей есть. Только заблудишься, наверное.
Тут дверь сарая открылась, явив Тимоху.
– Мам, мам я видел, видел! – захлебывался он радостным волнением.
Женщина вздохнула, повесила ведро ла локоть и критически осмотрела сына:
– Снова весь изгвоздался?
Тут