В дверь апартаментов постучали.
Локк с Жаном встревоженно переглянулись. Жан подобрал с пола нож.
– Может, они решили еще и кровать унести? – спросил Локк.
– Нет, они бы стучаться не стали.
Жан, поудобнее перехватив нож, завел руку за спину и осторожно приоткрыл дверь.
У входа стоял не Кортесса, не лекарь, не хозяин гостиного двора, а какая-то женщина в непромокаемом плаще, по которому сползали струйки дождя. В руках незнакомка держала алхимический фонарь, слабое сияние которого освещало ее лицо. Незваная гостья была немолода.
Жан вгляделся в темноту: ни кареты, ни носилок, ни сопровождающего – только туманная мгла и шорох дождя. Кто она? Из местных? Приезжая?
– А… простите, сударыня… Чем могу быть полезен? Вам помощь нужна?
– По-моему, мы с вами можем быть одинаково полезны друг другу. Вы позволите войти? – негромко произнесла незнакомка, выговаривая слова вроде бы на лашенский манер, но все же не совсем.
– Мы… ох, прошу извинить, но сейчас это не совсем удобно… Видите ли, мой друг болен…
– Да, мне известно, что у вас всю мебель забрали.
– Что?
– А еще мне известно, что вещей у вас и так почти не было.
– Сударыня, вы… простите, я в некоторой растерянности…
– А я под дождем.
– Гм… – Жан незаметно спрятал нож в рукав. – Как я уже упомянул, мой друг очень болен. Если вы…
Воспитание взяло верх, и Жан открыл дверь чуть пошире. Незнакомка, решительно переступив порог, заметила:
– Меня это нисколько не смущает. В конце концов, яд опасен только на званых обедах.
– А… вы лекарь? – ошарашенно спросил Жан.
– Отнюдь нет.
– Вы от Кортессы?
Рассмеявшись, она откинула капюшон плаща. Ей было лет пятьдесят – пятьдесят лет, проведенных в достатке и роскоши. Волосы цвета осенней пшеницы у висков отливали серебром, на широком скуластом лице темнели большие глаза.
– Вот, держите! – Она швырнула Жану алхимический фонарь. – Мне известно, что свечи у вас тоже отобрали.
– Благодарю вас… но…
– Ну и ну! – Гостья невозмутимо направилась в спальню, на ходу расстегнув пряжку у горла и сбросив плащ с плеч. – Очень болен – это еще мягко сказано, – заметила она, взглянув на Локка. Ее платье было богато расшито серебром, ладони скрывались под серебристыми кружевными манжетами.
– Прошу простить великодушно, но даже ради вас встать я не могу, – пробормотал Локк. – И кресло предложить не могу. И одеться как подобает тоже не могу. Могу только на все наплевать.
– Похоже, у вас еще сохранились жалкие остатки былой учтивости и обходительности, – улыбнулась незнакомка.
– Ага, и этого тоже… И сам я жалкие остатки, – буркнул Локк. – А вы кто будете?
Она стряхнула с плаща капли воды и накрыла им Локка вместо одеяла.
– С-спасибо, – с заминкой произнес он.
– Трудно вести серьезный разговор с человеком, чье достоинство