Мы проходили мимо нашего горисполкома. По другую сторону дороги было расположено кафе. Проходя мимо него, мы увидели открытое окно – работники, видимо, забыли его закрыть. Один из мальчиков, который был с нами, говорит: «Давайте залезем, посмотрим, что там». Я говорю: «Нет, я не полезу. Я пошла». Я сделала лишь несколько шагов, а они постояли, поговорили с подружкой, потом догнали меня, и мы все вместе пошли домой. Дойдя до подъезда, я первой вошла в дом, а они двинулись дальше, к себе. Через два дня в школе в класс заходит классная руководительница, нас всех поднимает и объявляет о школьной линейке. Выстроили все классы во дворе, и директор школы говорит: «Нашими учениками шестого класса было ограблено кафе».
Я думаю: «Интересно. Они же со мной домой тогда пошли?» Потом выясняется, что они дошли до подъезда, встретили девочку постарше с нашего двора, сказали ей об открытом окне в этом кафе, и она им предложила: «Пойдем залезем!» Они дружно вернулись, залезли в это кафе через окно, взяли шоколадки, какие-то консервы, и с этим сбежали.
Девочка была постарше, она взяла еще и спиртное. Все это они спрятали на кладбище. Ровно через день их нашли. Каким образом нашли, не знаю, но нашли. Началось разбирательство. Директор кричала, возмущалась: «Как вы могли так поступить?! Школу опозорили на весь город!»
Суть случившегося вот в чем. Когда малая группа подростков собирается, они начинают мыслить коллективно, образуется коллективное бессознательное. Оно имеет уровень самого низшего мышления: украсть, избить, соврать, совершить любые другие асоциальные действия. Чтобы ребенок умел противостоять низшему коллективному бессознательному, у него должны быть устойчивые моральные принципы. Они, естественно, прививаются в семье. У меня был старший брат, на три года старше меня. Нам обоим покупали школьные принадлежности, бумагу – ему получше, мне похуже, подешевле. Он хорошо рисовал, и ему всегда покупали хорошие карандаши. Мне хотелось пользоваться его карандашами, его резинкой или взять у него тетрадь. Мать меня за это ругала, наказывала. А с братом мы вообще за это дрались. И вот мне дома четко, методично каждый день объясняли, что по сути я ворую карандаши у брата. Внушали до тех пор, пока я не усвоила: чужое трогать нельзя. И я перестала брать его вещи. Просто просила у него разрешения что-то из его принадлежностей взять. У меня сформировался этот принцип внутри: я, независимо от того, видят меня или нет, чужие вещи не беру. Если мне что-то нужно, я могу спросить, попросить.
Еще один принцип, который сформировался у меня в семье, – не врать. В детстве, как и все дети, я хулиганила. Если получила по какому-то предмету «двойку» или разговаривала на уроке, учительница писала маме записку о том, что ее дочь не готова к предмету и она получила «2». Эту записку она сворачивала и вручала мне. А я передавала маме. Просто однажды мать пришла в школу и говорит учительнице: «Я