– Ты без Инессы? Она будет?
– Да, я без Инессы, – с нажимом сказал Трешнев. – Я с Ксенией. Знакомься!
– Георгий, можно просто Гоша, – повернулся Беркутов к Ксении. – Чего это вы здесь стоите?! Мороженое уже капает… А там и тарелку можно взять, и шампанское носят. – И вновь к Трешневу: – Так будет Инесса?
– Последний звонок у неё на носу, – с досадой ответил Трешнев. – Зачем тебе Инесса?
– Она мне обещала принести первое издание «Кипарисового ларца». Оказывается, у неё со времён прабабки в семье хранится…
– Ну, коль обещала, значит, принесёт. Слово у Инессы крепкое…
Трешнев явно утрачивал прежнюю уверенность.
Так вот почему он так галантно позвал её сюда. У Инессы – последний звонок.
Мало ей было тех страданий, которые уже перенесла в колледже, где сексапильная Инесса Владиславна преподавала русский язык и литературу!
Эскорт ему нужен! Не может академик-метр д’отель без эскорту!
– Может, действительно, войдём? – спросила Ксения.
– Там и кондиционеры работают, – расширил информацию Беркутов. Затем обратился к Караванову:
– А что, Воля, твой агроном ещё не передумал? Зачем ему книги на белорусском языке?
– Говорит: фамильная реликвия…
Разговор двух интеллектуалов устремился в филологические глубины.
– Пошли! – опять позвала Ксения.
– Надо говорить: не пошли, а пойдём! – полуавтоматически проговорил Трешнев. Мысли его были где-то далеко, за туманами отсутствующего взгляда.
– Тогда я пойду сама! – решительно сказала Ксения.
– Иди, – почти равнодушно напутствовал её Трешнев. – Только учти: там проверяют пригласительные.
– Ничего! Скажу, что пришла с тобой, а ты куришь на улице, – И она направилась к дверям.
– Иди! Иди и помни: все знают, что Трешнев не курит, а только пьёт и ест! – понеслось ей в спину.
Всем существом Ксения понимала, что должна развернуться и навсегда исчезнуть из поля зрения Трешнева, однако ноги, её стройные, изящные – стопа тридцать пять с половиной, и не более! – ножки, с папирусного оттенка, нежным эйлатским загаром – и при том освобождённые даже от стрингов, эти ножки сами несли её в пасть величественно вознесеннаго над премией фуршета.
Перед инициацией
Закрыв за собой дверь, Ксения было шагнула к лестнице, но с тем остановилась, сообразив, что Трешнев, скорее всего, заталкивал её в зал, чтобы остаться наедине… только вот с собою ли? Она всмотрелась сквозь полузатемнённое стекло и – как в воду глядела: академик-метр д’отель уже прижимал к своему уху телефон!
Мороженое грозило окончательно развалиться в её руках, но выбросить его было некуда, хотя – вот она, улица, вон она, урна! Выйди и выбрось! И мороженое, и Трешнева, и всё остальное, что вдруг начинает баламутить твою пусть не очень удачную, пусть многотрудную,