Да, я была среди наших женщин особенной. И хоть даже в мыслях не имела совершить вменённые мне грехи, одним своим видом вызывала неприязнь. Меня упрекали за гордыню, за тщеславие, за себялюбие, за разврат и непочитание мужа. Но на самом деле я хотела иметь только чуть больше свободы, делать выбор. Тот самый выбор, право на который дарует людям Аллах…
Несмотря на творящееся безумство, мой отец бы против развода и призывал меня помириться с Зафером, пойти на уступки и вернуть в дом покой. Я со слезами отвечала, что, к сожалению, это не в моей власти. Не я начинаю скандалы, не я нашёптываю всякие гадости про своих домочадцев на базарах и за занавесками женских половин домов. Я не могу прекратить то, что сама не начинала, и потому остаётся лишь уйти от Зафера.
Я объяснила отцу, почему Захва меня ненавидит, да он и так всё знал. Я уверяли их с мамой, что никакая моя покорность, никакие благочестие и смирение, никакие прощение и покаяние не заставят Захву прекратить войну и уменьшить её влияние на брата. Я тогда, в порыве отчаяния, выкрикнула, что всемилостивый Аллах, должно быть, потому и не послал нам ребёнка, что эта ведьма Захва непременно убила бы его, чтобы получить деньги! Так пусть же она их получит и подавится. Я согласна отказаться от приданого и уехать в Америку, где мне не грозит расправа, только бы всё закончилось.
За три месяца нас не удалось помирить. Я мотивировала своё желание развестись ещё и тем, что муж, скорее всего, бесплоден, так как отказывается пройти освидетельствование. Поскольку я не имела другого мужчины, трудно судить о том, могу ли я родить. А вот у Зафера были женщины, и ни одна не понесла от него. Я говорила и об оскорблениях, унижениях, о том, что под конец начались угрозы сильно избить меня.
И наконец, время ожидания, идда, закончилось. Несмотря на то, что по закону я могла оставаться в доме мужа, отъезд состоялся в тот же день. Мама обняла меня и шепнула, что лучше всего будет перебраться в Александрию и как можно реже появляться на улице, потому что в Луксоре и в Каире со мной может случиться несчастье.
Уже не только Захва с Абделем, но и многие завистники моего отца, да и Хамаля тоже, присоединились к травле, нанося тем самым непоправимый урон авторитету семьи аль-Шукри. Захва торжествовала, потому что я вернула приданое, а Зафер, сам измученный этой склокой, поклялся сестре никогда больше не жениться.
Надо сказать, что и я почувствовала невероятное облегчение от одной только мысли о том, что эту отвратительную женщину более никогда не увижу. Предчувствие меня не обмануло – до сегодняшнего дня мы с ней не встретились ни разу. А вот Зафер сделал мне новое предложение.