Чья-то рука потрясла Лунева за плечо.
– Брезгуешь, значит, нашей компанией? – донесся пьяный голос снизу.
– Убери лапу, – бесстрастно ответил Лунев, даже не пошевелившись. – Или я тебе ее сломаю. Легко.
Руку убрали. В купе повисла тишина. После шепота и тихих реплик «оставь его» свет в купе погас. Было слышно, как попутчики устраиваются на своих полках. Очень скоро не стало слышно ничего, кроме стука колес и скрипа железных сочленений вагона.
Лунев, как в яму, провалился в сон. И во сне мать была все еще жива – совсем здоровая, веселая и заметно помолодевшая. Она накрывала на стол, обещая покормить дорогого сыночка чем-то вкусненьким. Пока он подбирал слова, чтобы рассказать ей, как испугался, что она умерла, мать запела их любимую детскую песенку, отбивая ритм ложками по тарелкам и чашкам. Бренчание делалось все громче и громче, пока Лунев не проснулся. За окном мелькал свет проносящегося мимо скоростного поезда. В стакане на столике внизу звякала чайная ложечка.
После этого Лунев долго лежал, уставившись в потолок. Ему хотелось снова заснуть, чтобы погрузиться в сладкий обман, но мозг не желал отключаться. Мысли, плавающие в голове, походили на холодных глубоководных рыб, никогда не видевших даже малейших проблесков света. Потом эти мрачные мыслерыбы пропали, и Лунев вдруг окончательно понял: беда непоправима. Теперь ничего невозможно изменить. Мать мертва.
Лунев сомкнул веки. Крепче, еще крепче, как можно крепче.
Он не видел маму так давно, что забыл, как выглядит ее лицо. Он забыл, как звучит ее голос. Совсем недавно подобные мелочи не казались ему слишком важными. Но теперь они разрослись до размеров огромной горы, заслоняющей собой все остальное.
Близкие всегда уходят внезапно, не оставляя нам шанса что-то исправить, загладить, договорить.
Простят ли они нас когда-нибудь потом, в обозримом или хотя бы в необозримом будущем?
Глава 2
Между прошлым и будущим
Лунев возвращался с могилы матери пешком. Он надеялся, что после этого похода на кладбище ему станет легче, но чуда не случилось, камень с души не упал. Наоборот, от вида дурацких венков и ненужных цветов на глиняном холме, нелепо торчащем посреди грязного, истоптанного снега, стало еще тяжелее. Зачем он только пошел на кладбище? Кому это было нужно? Маме? Соседям? Или ему?
Луневу это точно не пошло на пользу, потому что теперь при мыслях о маме перед его глазами всегда будет появляться эта страшная картинка, от которой веяло смертельным холодом. Если бы Лунев и верил в Бога, то вид свежей могилы с пластиковыми цветами и торчащими из сугроба бутылками сделал бы из него атеиста. Потому что, если бы Бог существовал, жизнь не могла бы заканчиваться так нелепо. Все должно было бы выглядеть иначе. Теперь в груди Лунева не осталось ничего, кроме пустоты, из-за осознания бессмысленности существования.
Морщась от снежной пороши, Лунев вошел