В декабре 1852 года племянник Наполеона Луи-Наполеон, совершивший государственный переворот, провозгласил себя императором Наполеоном III. Помимо нарушения законов Франции, новоиспеченный монарх еще и наплевал на международный договор, запрещавший представителям семьи Наполеона восходить на французский престол. В Европе такие вольности вызвали ропот недовольства. Однако Австрия повозмущалась лишь на словах, в отличие от Николая I, который отказался признавать Наполеона III императором. Новый монарх Франции чувствовал, что его власть не воспринимается как достаточно легитимная, и жаждал военных подвигов.
Ему хотелось показать «величие императорской Франции», продемонстрировать вес на международной арене, а заодно и отвлечь внимание общественности от обсуждения государственного переворота. А тут как раз представился удобный случай. Дело в том, что христиане издавна совершали паломничество к Святым местам, находившимся на территории Османской империи. Петербург покровительствовал православным, а Париж – соответственно, католикам. Нередко возникали споры между конфессиями относительно привилегий и прав верующих, и разрешались они на переговорах с Высокой Портой, то есть с правительством в Стамбуле.
И вот Наполеон III в середине XIX века (!) вспомнил о существовании договора 1740 года, по которому католики на Святых местах получали преимущества, по сравнению с православными. Соглашение давно не действовало, и Франция десятками лет не обращала на это внимания. Французская революция 1789 года и вовсе носила антирелигиозный характер, питаясь идеями Вальтера, Руссо и других «просветителей». Однако Наполеон III неожиданно решил изобразить из себя ревностного католика. Его цель была очевидной – пойти на конфронтацию с Россией, поиграть мускулами в отношении Османской империи и под религиозным предлогом получить возможность усилить влияние Франции на Ближнем Востоке.
Николай I не уступил, тем более что огромное православное население Османской империи тяготело к России. Несчастный султан Абдул-Меджид I оказался между молотом и наковальней. Париж грозился прислать французский флот к берегам Сирии, а Петербург столько раз уже доказывал превосходство русского оружия над турецким, что и угрожать не было нужды. Султан собрал совет из высших чиновников, чтобы определиться, кого они боятся больше – самозванного Наполеона III или Николая I. После долгих споров решили, что вторжение французов в Сирию или Тунис слишком опасно для Османской империи. К тому же профранцузская партия в турецкой элите подчеркивала, что, заручившись поддержкой Франции, можно будет избавиться и от русского влияния на православное население Балкан.
Видя такое дело, Николай I отправил к султану посольство во главе с Александром Сергеевичем Меншиковым (правнуком