В запасном полку наш настоящий комроты, всего младший политрук с двумя красными «кубарями», тем не менее успевал справляться с ротой более чем из пятисот человек, в основном необученных разновозрастных людей, большинство из которых были малограмотными. Он сразу выделил тех, кто окончил средние школы, и буквально с первого взгляда определил, кто может временно исполнять обязанности командиров взводов, отделений (мне была определена должность командира взвода). И вся эта вчера еще неуправляемая масса людей стала, хотя и медленно, организовываться в воинские коллективы. На второй день повел он нас в «баню» (палатки с душевыми установками). Там нас постригли наголо, мы помылись и обмундировались, став на первый взгляд настолько одинаковыми, что даже своих друзей не узнавали. Но постепенно рота обретала воинский вид.
Разместили нас в палаточном лагере, который оказался почти в 3-х километрах от общеполковой столовой. И вот всю эту дорогу наш младший политрук Тарасов успевал и ободрять, и обучать строевому или походному шагу, а мы, командиры взводов, старались помогать ему в меру своих сил и умения. Каким-то чудом сумел наш ротный организовать и разнообразные занятия по подготовке к принятию воинской присяги, да еще успевал и личные беседы проводить со многими из нас. На всю мою жизнь Николай Васильевич Тарасов остался образцом настоящего командира, и многие свои поступки я всю последующую жизнь сверяю с ним и с подобными ему начальниками и политработниками, встреченными мною за долгую 40-летнюю воинскую службу.
На сон нам едва оставалось по 5–6 часов в сутки, а политруку нашему и того меньше. Но через несколько дней в роту прибыли мобилизованные из запаса лейтенант и младший лейтенант, которым ротный поручил по полуроте, состоящей из трех-четырех взводов каждая. Так что рота наша представляла собой почти батальон. Вскоре нас повели на войсковое стрельбище. Я этому событию очень обрадовался, так как еще в школе успешно сдал нормы на значок «Ворошиловский стрелок» второй ступени. Не знаю, то ли это мой сержант-учитель в школе был такой талантливый, то ли сказалась наследственность (мой дед, сибиряк-охотник, бил, как говорят, белку «в глаз»), но стрелком я оказался действительно метким. И здесь, на стрельбище, я оказался лучшим.
Всех, кто хоть как-то выполнил упражнение по стрельбе из винтовки, привели к присяге. Мало было там торжественности в этом ритуале, но запомнилось все до деталей. Тогда мы присягнули на верность нашей Родине – СССР. То был единственный такой день в моей жизни – больше никогда я не присягал ни другому правительству, ни другой стране. Бог миловал. И все 40 лет армейской службы я прошел под этой единственной в моей жизни присягой. Даже счастлив тем, что не принуждали меня, как многих других, после развала СССР и «обретения самостийности» Украины присягать ее президенту Кравчуку,