Делократы. Возможен ли «русский прорыв»?. Юрий Мухин

как исполнять это Дело эффективнее. А у него начальник – бюрократ, и Дела не знает и не понимает, а посему боится принимать по нему собственные решения, не предусмотренные ранее инструкциями или указаниями более высокого начальства. Подчиненный обращается к бюрократу с предложением делать Дело по-новому, а тот его понять не может, хотя и слушает с понимающим видом (этому-то бюрократы быстро учатся), но при этом боится что-либо предпринимать по поступившему от подчиненного предложению – а вдруг вместо положительного эффекта будут убытки, и получится, что он, начальник-бюрократ, эти убытки согласовал? Что его собственное начальство скажет?

      И начинает бюрократ дело мурыжить – собирает совещания, вызывает для консультаций всяких «специалистов» и профессоров. А те такие же, как и он: словеса-то умные из них льются, всякие бумаги «вообще» пишутся, а прямо ни да, ни нет профессора не говорят, и только хором выражают свои опасения, что «всякое может быть». И предложение умного подчиненного благополучно хоронится в бесчисленном количестве совещаний и согласований. А что же он?

      А ему, конечно, лестно было бы, если бы его предложение внедрилось, да, небось, и премия какая-нибудь была бы, но для того, чтобы «пробить» свое предложение, подчиненному надо жаловаться на своего прямого начальника-бюрократа вышестоящим начальникам и, следовательно, входить в конфликт с непосредственным начальником. Но ему что – больше всех надо? Где гарантия, что выше этот подчиненный найдет понимание? Премия за новшество иллюзорна, а премии от начальника-бюрократа реальны. И такой подчиненный думает: ну не хочет начальство, чтобы было лучше, ну и хрен с ним, пусть все катится по наезженной колее, как и катилось.

      И Сталин (собственно, даже не он, а большевики) создал для умных работников стимул драться с бюрократами тем, что предоставил умным людям цель жизни – Коммунизм, и обеспечил, чтобы эти люди имели преимущество в борьбе с бюрократическим быдлом, для большинства которого главное – удовлетворить свою алчность. При Сталине для умного подчиненного речь уже шла не о нем и не о его премии – теперь речь шла о Великой Цели, которую его непосредственный начальник-бюрократ гнобил, теперь умный работник думал уже не о себе.

      Тот, кого заинтересует этот феномен, пусть познакомится с законами психологии толпы, почитает, к примеру, Ле Бона – классика в этой области знаний. Толпа сама не думает, люди в толпе как бы глупеют, поскольку не видят необходимости думать над вопросами, по отношению к которым у всей толпы уже сформировалось мнение, – зачем думать, если «это всем известно»? И если толпу убедить, что смысл ее жизни в служении Великой Цели, если толпу убедить, что Великой Цели «уже служат все», то толпа превращается в великий народ. И этот народ действительно велик, хотя в нем 99,9 % вообще не думают о Великой Цели, не интересуются ею и не имеют потребности узнать, как эта Великая Цель, собственно, выглядит. Зачем человеку толпы тратить на это время? Логика его мысли такова: «Все стремятся к Великой Цели, ну и мне она тоже нужна. Все