Рядом, справа от него, на том же столе, размещалась изящная, узкая, небольшая, деревянная тумбочка с оригинальной раздвижной дверкой, по типу гаражной ракушки.
Там Платон держал свой столярный и слесарный инструмент.
А расходуемые материалы, в основном различные железяки, он разместил ниже, под шкафом, в тумбе этого же стола.
Под этой же тумбой он оборудовал и один из тайников. Выше получившегося верстачка, на полках, размещались разно размерные коробки со всякой всячиной и временным барахлом.
Получилось весьма уютное и оригинально скомпонованное рабочее место, за которым можно было осуществлять мелкие домашние ремонты и различные поделки. Однако пользоваться этим Платону приходилось редко.
Вскоре подкатил и конец года. Невольно подводя итоги прошедшего периода, Платон вновь не удержался от стихосложения:
Назад невольно взгляд бросаю:
Всех дел, событий череда.
Людей, почивших, вспоминаю.
Всё остальное – не беда.
В труде и творчестве прошёл весь год.
Он тем помог забыться от невзгод,
Которые обрушил год прошедший,
Почти, как год, от нас давно ушедший.
Так постоянно голову и руки нагружая,
Вертеться можно в жизни бесконечно,
О лучшей доле для себя мечтая,
Прожить так можно долго и беспечно.
А впереди другие цели.
Другие дали и дела.
И новые стихи осели
Уже на кончике пера.
В этот год никто из родственников, друзей и знакомых Платона больше не умирал.
Невольно повзрослевший за годину лихолетья Иннокентий серьёзнее стал относиться к учёбе и своим обязанностям.
Видимо чёрная полоса, затронувшая семью Платона, всё же миновала. И он не мог этого не заметить, радуясь и надеясь на лучшее:
Мне не хватает междометья,
И затрудняюсь в этом я.
Прошла година лихолетья.
Прошла, надеюсь, навсегда!
Година лихолетья, растянувшаяся почти на два первых года столетия, завершалась. Для Платона заканчивался и первый год его работы в ООО «Дека», первый год зарабатывания авторитета на новом месте.
Он продолжал, в основном, работать на складе, занимаясь приёмом товара, его сортировкой, подготовкой и отправкой.
Иногда ему приходилось фасовать и закатывать банки, реже ездить с товаром и за деньгами, ещё реже общаться с клиентами по телефону.
Однако у Платона продолжали болеть руки, особенно кисти, но и не только они. Его ревматоидный полиартрит не давал покоя.
Платон уже длительное время принимал Сульфасалазин, и самочувствие его потому давно стабилизировалось.
Однако