– Ночью, да, да, именно этой ночью, разобрав стену в камере, сбежали трое арестованных.
От удивления я, кажется, даже рот открыл и чуть было не крикнул:
– Не может быть! – но вовремя опомнился и моментально зажал рот рукой.
Немного успокоившись, пролепетал шёпотом:
– Как разобрали стену, постой, я не ослышался, Джек? Я сверлил глазами лицо Дмитриченко. Что, за ночь разобрали стену? Не может быть? Это нереально! Там ведь стены толстые, больше полуметра. Разве голыми руками бетонный раствор разберёшь? Ты шути, Джек, но не так нагло. Если серьёзно…?
Джек Фёдорович с недовольным видом посмотрел на меня.
– Ты, видимо, хочешь сказать, что я просто решил пошутить над тобой. Так? Что это несерьёзно! Что это нереально! Тогда посмотри на них, – Джек взглядом показал на стоящих перед полковником постовых и начальника КПЗ, – ты думаешь, что они так вытянулись в струнку перед начальником, чтобы получить награду за отличную службу? Кабы не так! Глянь, как начальник свирепствует? Не ровен час, что потолок обвалится. И нас собрали сюда чуть свет для праздного любопытства, что ли?
Я вплотную придвинулся к Дмитриченко, чтобы слышать его лучше.
– Если серьёзно, то слушай. Стену, конечно, разобрали не за одну ночь, а за две. А сбежали они в эту ночь. Ушли спокойно, тихо. Никто их не заметил, уже более спокойно договорил Дмитриченко.
После такой невероятной новости голова у меня пошла кругом от множества возникающих вопросов, и я не выдержал:
– Джек, скажи, что за два светлых дня и две ночи никто ничего не слышал: ни шума, ни шороха, ни стука? Ведь разбирать бетонный раствор без стука, без шума невозможно. Это утопия! У меня в голове не укладывается всё это. Никто не видел и не слышал, вот чудеса! Скажи, разве камеры в это время не охраняли постовые? Где же они были?
Джек Фёдорович со смешным выражением лица и слегка возмущённым тоном, проговорил:
– Вот они, разве не видишь? Стоят перед полковником, как сурки, как мне, кажется, даже не дышат! Поделом им! Совсем совесть потеряли! Не в милиции им служить, а в колхозе быкам хвосты крутить. Вот, где им надо работать!
– У тебя, Джек Фёдорович злое, нехорошее сердце, смягчи его. Ты уж очень строг к ним. Им сейчас и так не сладко. Я не хотел бы быть в данный момент в их шкуре.
Джек Фёдорович с недовольным видом прошептал:
– Как их можно жалеть, сочувствовать, быть милосердным, если допустили такую халатность, такую безответственность. Как можно так относиться к своим служебным обязанностям. Ты же пришёл работать в милицию, присягу принимал. Жалеть можно оперативника, участкового, следователя, они пашут день и ночь. А эти что, отдежурили в тёплом помещении своё положенное время и ушли отдыхать до следующей смены….
– Джек Фёдорович, сбавь обороты. Пойми, у них такая работа, у нас с тобой совсем другая. Как в той поговорке: кто на что учился! Ты лучше скажи-ка мне, тебе что-нибудь известно о беглецах: кто они, чьи они? Ты знаешь их?
Неожиданно лицо