– Ну да. – Угляна встала, пошла к укладке, откинула крышку, порылась внутри и с самого дна достала тканый пояс. Подойдя, опоясала девушку и расправила помятые за время лежания концы с красными кистями и обережными узлами. – Милости прошу!
– Ой! – Младина запрыгала от радости, хлопая в ладоши.
Новый пояс, врученный волхвитой, означал, что испытания пройдены и новоявленной невесте осталось только надеть поневу. Младина ликовала, будто криворучка, не умеющая даже избу вымести и почти не имевшая надежды на такой успех.
И даже не заметила, что Угляна повязала ей вовсе не тот пояс, что Бебреница соткала для нее, как и для других своих дочерей. А совсем другой – с чужими, незнакомыми родовыми знаками в узоре, да и укладке он явно пролежал не год и даже не десять лет…
Уже засыпая дома на полатях, Младина слышала, как внизу шепчутся мать и Муравица. Они разглядывали тот тканый пояс, в котором Младина пришла из леса.
– Не этот ты давала? – переспрашивала Муравица.
– А то сама не видишь? Когда у нас в роду такие ткали?
– Может, у вас в роду!
– Я только два пояса новых сделала, для младших, а старшим старые достались, бабка из укладки вынула. Я и отнесла, какой надо. А Угляна ей вон что навязала!
– Стало быть, у них в роду такие делают.
– А ты не помнишь, какие она сама-то в молодых годах носила?
– Не помню. Хотила-то ее взял лет за пять до того, как я замуж вышла, она тогда уже нашими подпоясывалась.
– А ты не видела, какие пояса Глуховичи ткут?
– Да их сами-то лет десять никто не видал. Не то повымерли, не то ушли куда… Но неладно как – девка наша, а к мужу поедет в чужом поясе! Может, заменить? У тебя нет еще своих-то?
– Есть, я на младших заготовила. Да не хочу менять, – с сомнением произнесла Бебреница. – Коли Угляна такой дала, стало быть, надо.
– А он старый… – Подняв к глазам, вглядываясь при свете лучины, Муравица изучала кисти из красных шерстяных нитей. – Полынью весь пропах, чуешь? Уж как бы не самой Угляны девичий пояс. Ты, конечно, как хочешь, но я бы своей девке не позволила такой носить. Не принесет он ей счастья! Так что… – помолчав, добавила Муравица, – не сказала ей Угляна?
– Видать, не сказала, – еле слышно ответила Бебреница.
– И ты не скажешь?
– Если она не сказала, зачем я буду? Стало быть, и незачем.
– Но пояс-то свой дала!
– Пояс, пояс… Не нашего ума дело.
– А чьего? Девка-то твоя!
Бебреница только вздохнула. Они знали больше, чем Младина, но меньше, чем требовалось для понимания этой запутанной судьбы.
У Младины от услышанного даже сон пропал. Когда пару дней спустя из леса воротились сестры, все успешно выдержавшие испытания и гордые новыми поясами невест, ей сразу бросилось в глаза, как сильно ее пояс отличается от их поясов – одинаковых у всех пяти. Эти пояса в глубокой тайне, чтобы никто не видел и не знал, ткутся старшими женщинами: обычно матерью