– А чё тут странного будет-то ночью?… И… эт… зачем тебе? Ты чё, мент?
– Нет, не мент, Лёх. У меня, просто, тут сотня в кармане завалялась, думаю, может, тебе бы пригодилась… Подлечиться! Вспомни… С цветами ночью никого не видел?
– …С цветами были… Эт… Два мужика… Чумные, бляха-муха… Все ж с букетами приходят, так? А эти… эт… часа в три ночи где-то… с букетом вываливают из 1-го подъезда… Прям передо мной… я ж, бляха… под забором… корячусь тут… Потом за угол ушли, и машина там завелась…
– А как они выглядели, мужики эти?
– Обычно… эт… в костюмах, как ты прям, …бляха-муха…, все чин-чинарем.
– Ну ладно, Лёх. Держи сотню. Сегодня ты ее заработал. Мой совет: отложи ее на кодирование…
– Да пшел ты… бляха-муха, – Лёха возмущается, но сотню быстро прячет. – Слышь… эт… они не русские были… Литовцы.
– Откуда такой вывод, Лёх? Они что, представились тебе?
– Да не-е. Эт… трепались по-литовски.
– А откуда ты знаешь, что по-литовски?
– Ну так… бляха-муха… я ж под Вильнюсом в деревне… эт… жил до армии. С пацанами в войну играли… Эт… помню еще. А читать-писать – ни фига… забыл.
– Вот те раз! Никогда б не подумал… И о чем они говорили?
– Ругались между собой. Точно не помню… Короче, эт… «насвинячили, – грит, – а толку никакого»… А чё и где насвинячили – не знаю.
– Ну спасибо, Лёха. Ценный кадр ты, однако. Но про кодирование все же подумай. Пока.
2. День третий. Воскресенье
«Чем больше извилин в голове —
тем труднее ими шевелить»
Сидим на кухне втроем вокруг кухонного стола. Дверь косметически восстановлена, личинка замка прикручена шурупами, наличник на двери потом заменю, – после зимнего ремонта оставшиеся куски на балконе валяются. Я пью кофе, Саша «строгает» себе ломтики коломенской колбасы, Дашка – с кочаном капусты в руках: отламывает листья и ест. «Крольчиха-диетчица»!
Каждый думает о своем, но все равно об одном и том же.
– Странно это все с цветами… – это Дашка озвучивает свои размышления.
– А может, в цветах какой-то яд был? – это Саша. – Потому с этой Барбарой так и случилось?
– Ну да, я с ними полтора часа на кухне находилась, когда готовила. И нюхала, и в вазу ставила, – и ничего. А этот Ежи – он цветы нес в руках… Какой яд, ты чё? Тогда бы все уже загнулись!
– Да шучу я! Просто, ничего понять не могу, вот и лезет в голову мура всякая…
У меня тоже никаких идей пока. Думаю, надо связываться с Ежи, у него хоть какая-то дополнительная информация может появиться. Там же что-то должно происходить, у литовцев, у поляков в посольствах… А он основное действующее лицо. После Барбары, конечно. Она – лицо уже «не действующее».
– Вазу жалко… Красивая была… А ее выкинули, наверно,