– Всё будет хорошо, всё уже закончилось, папа с тобой, всё теперь будет просто замечательно, тепло и вкусно… – я говорил с ней бессмысленно, не подбирая слов, на одной интонации, как говорю в таких случаях с дочкой, безнадёжно расстроенной какой-нибудь непереносимой трагедией типа недостаточно розового платья.
Да, с дочкой. Вроде кажется, только вчера была вся эта история с исходом гремлинов и прочими безумствами, а ведь на самом деле время летит быстро. А когда любящие друг друга люди начинают жить вместе, причём собираясь продолжать это и впредь, пока смерть не разлучит их, то от этого частенько случаются дети. У нас с Ленкой они случились очень быстро – кажется, мать-природа с нетерпением ждала момента продолжить нас, таких друг другу подходящих, в потомстве, и вскоре состоялся памятный диалог:
– О, у меня две полоски!
– Ты беременна?
– Нет, блин, я бурундук!
– Ты самый лучший бурундук на свете! – сказал я искренне. И стал, как кот Матроскин, в два раза счастливее.
В общем, к этому моменту у меня дома бегало вполне себе состоявшееся белокурое счастье, и я имел некоторый опыт успокаивания плачущих девочек. Им не важно, что ты говоришь, важно как. И тактильный контакт. И прижаться к большому и тёплому. И выплакать в него всё несовершенство этого неудачного мира с его недостаточно розовыми платьями.
Через некоторое время Криспи угомонилась, перейдя с рыданий на всхлипывания, а с всхлипыванья на расстроенное сопение. А я страдал от затёкших в неудобной позе ног, но боялся её побеспокоить, чтобы не спровоцировать рецидив. Тут важно дождаться, пока она сама тебя оттолкнёт, переключившись с самих страданий на обвинение тебя в них и требование немедленной компенсации. В этот момент важно иметь под рукой что-нибудь розовое, или пушистое, или сладкое. Сахарная вата подходит идеально.
Но чёрт же подери! Я, если честно, вообще про Криспи не вспоминал до тех пор, пока Андрей не выпихнул мне на руки всю эту компанию великовозрастных младенцев. А уж представить себе, что все эти годы Криспи меня не только помнила, но и переживала как-то по этому поводу – это и в страшном сне не приснится. Я её видел-то в общей сложности пару часов. Кто ж мог подумать, что будет такой мощный импринтинг2? Теперь она вела себя как брошенный ребёнок, который вдруг обрёл потерянных родителей и одновременно счастлив, что нашёл, зол, что был брошен, обижен, что пришлось так долго ждать, и слишком эмоционально нестабилен, чтобы со всем этим справиться.
В общем, я себе всё хорошо объяснил, кроме того, что теперь со всем этим делать. Как-то так вышло, что Ленка была не в курсе истории, результатом которой стало, в том числе, и наше