– Здесь вопросы задаю я, – оборвал её Стас, – мне от вас не нужно никакой информации, просто я кое-что прокомментирую, а вы послушаете. Мы это всё запишем на видео, и кассета побудет у меня.
– Перевяжи мне ногу, – требовательно попросил Скат, – я могу истечь кровью.
– Не истечёшь. Мне надо всего пару минут вашего внимания, на столе я оставлю нож. Я думаю, что при вашей ловкости и подготовке, вы за 5—6 минут освободитесь. Я бы на вашем месте ехал в Москву и увольнялся с работы. Ну, а впрочем, это ваше дело. Но вы не знаете того, что знаю я. Под генерала и вашего полковника копают и очень основательно копают, не мне вам рассказывать какие при этом будут последствия. Практически вы работаете на бандитов, только при должностях и погонах.
– И давно под них копают? – спросил Скат. Он держался очень мужественно, хотя было заметно, что ранение причиняет ему сильную боль.
– Уже больше месяца. Сейчас Рябов с генералом пытаются замести следы своих преступлений, а я очень нежелательный свидетель для них. Полгода назад, по приказу полковника Рябова и с ведома генерала Заруцкого, наёмные киллеры убили мою жену и четырёхлетнего сына, – Стас преподнёс агентам ещё один сильный аргумент.
И Скат и Рута заметили, что хотя и прошло время, но воспоминание приносит боль Беглецу.
– А теперь представьте, что эта видеозапись попадёт в комиссию по расследованию преступлений Рябова и генерала, – закончил Стас.
– Сама эта кассета не имеет юридической силы, и к обвинению её не подошьёшь, – заметила Рута.
– Я это понимаю, но не будь такой наивной, Рута, там уже нарыли немало. Иначе бы дело закрыли, так как влияние Рябова и Заруцкого весьма велико. А раз не прикрывают дело по-тихому, значит, факты не дают. И эта запись, в этой ситуации, весомо ляжет на обвинительную чашу Немезиды.
– Почему же тогда тебе, действительно, не сдаться российским властям, ты же потерпевший, а не преступник? – спросил Скат, превозмогая боль.
– Не всё так просто. Я ранил агента при исполнении, – Руков указал на Ската, – то есть, тебя. Второе, Рябов ещё не закрыт, и я думаю, пройдёт не меньше месяца, прежде чем его с генералом возьмут. А до этого они из меня все кишки выпустят. Ну и третье, что меня останавливает, от того, чтобы добровольно сдаться российскому правосудию, – я чувствую себя гораздо комфортней, находясь в тени. Не люблю популярности. А журналисты сделают из меня если не монстра, то мученика – в зависимости от заказов редакторов. Ну ладно, лично к вам у меня никаких претензий нет, а если обошёлся с вами грубо, то простите великодушно. И знаете, что я вам посоветую напоследок, почитайте Евангелие и постарайтесь понять учение Христа. Если поймёте, то это вам поможет правильно относиться к людям, к Богу, да и друг к другу. Прощайте.
Уходя, он действительно оставил им нож на столе, а перед этим освободил одну руку Руте. Стас вспоминал, как он шёл по двору тогда и размышлял: «И всё-таки